лихорадка, кашель — без сомнения, туберкулез, а если с внутренними органами в порядке, а человек чувствует общее недомогание — значит, депрессия. Ты прямо с сегодняшнего дня можешь работать квартальным врачом.
— А вы как считаете? — спросил Нобору, не обращая внимания на насмешливый тон Ниидэ.
— Депрессия, — спокойно подтвердил он.
Нобору озадаченно поглядел на него, но промолчал.
— Завтра зайдешь к нему один. Попытайся выяснить его отношения с Токити. Если вызвать на откровенность не удастся, побеседуй с самим Токити — другого выхода нет.
— А о чем спрашивать?
— Обо всем на свете. В разговоре, может, нащупаешь причину болезни.
К чему все это? На следующий день, помимо работы в самой больнице, предстояло обойти многих больных на дому, так стоило ли тратить время на этого Ино, которого и больным- то в истинном смысле слова не назовешь? «Не лучше ли предоставить его самому себе», — хотел возразить Нобору, но промолчал: наверно, Ниидэ сам все понимает и если настаивает, значит, на то есть причина.
Он вернулся в больницу вечером, умылся, переоделся и постучал в дверь Мори — позвать на ужин. Никто не отозвался. Когда Нобору вошел в столовую, Мори уже заканчивал есть. Он начал было рассказывать о попытке самоубийства О-Юми, но вдруг осекся и замолчал. Наверно, вспомнил, что случилось между ней и Нобору. У того все это было еще свежо в памяти, и неуклюжая попытка Мори замять разговор покоробила его. Он спросил:
— Ну и чем дело кончилось? Ее не спасли?
— Спасли. В последний момент вытащили из петли. На шее остался рубец, и голос почти пропал. Странно другое. Похоже, она решила повеситься, будучи в здравом уме, а не во время припадка.
Нобору отложил в сторону палочки для еды и удивленно поглядел на Мори.
— Думаю, окончательно все прояснится после осмотра, — угрюмо произнес Мори, — но, по моим наблюдениям, периоды ремиссии за последнее время стали более продолжительными. По-видимому, она начала отдавать себе отчет в том, что с ней происходит. Это и привело к попытке наложить на себя руки.
— Скорее всего, причину ее болезни следует искать в психическом предрасположении, — подытожил Нобору после недолгого молчания. — Кстати, — добавил он, улыбнувшись, — у меня сегодня тоже появился необычный больной. Если О-Юми умрет, он вполне достойный кандидат на ее место в этом домике. Красная Борода поручил его мне.
На следующее утро Нобору еще затемно вышел из больницы. Сопровождая Ниидэ во время обхода больных, он привык к длительной ходьбе и довольно быстро добрался до квартала Сакума. Когда он вошел в дом Токити, тот еще завтракал. Нобору сообщил ему, что по совету Ниидэ он должен подробно расспросить больного.
— Ино еще спит, — почесывая затылок, пробормотал Токити. — Я и сам мог бы кое-что вам рассказать, но здесь не слишком удобно.
— Может быть, пойдем в вашу мастерскую?
— В мастерской спокойно не поговоришь. Если не возражаете, я сам отведу вас в подходящее место, но прежде хочу кое-что вам показать.
Он повел Нобору за дом; небольшой участок земли был обнесен бамбуковой изгородью. Там стояли горшки с саженцами.
— Взгляните, — сказал Токити.
Нобору насчитал семь горшков.
— Растения посадил Ино, — пояснил Токити. — Приглядитесь внимательно — все они посажены вверх корнями.
— Как это — вверх корнями?!
— Он закопал веточки в землю, а корни оставил снаружи.
Нобору пригляделся. В самом деле, из земли торчали не ветки, а корешки.
— Почему он посадил их вверх корнями? — удивленно спросил Нобору.
— Я потом вам расскажу, а теперь пойдемте.
Они двинулись в сторону Нихонбаси. По пути Токити рассказал историю Ино.
Ино был на два года моложе Токити. Когда ему исполнилось двенадцать, он пошел учеником плотника в мастерскую «Даймаса» в Хориэ. К тому времени Токити уже три года работал в мастерской, и как-то само собой так получилось, что он стал покровительствовать новенькому, а потом подружился с ним.
Ино оказался сообразительным и усердным учеником. Не прошло и полугода, как он настолько освоил плотницкое дело, что слава о нем распространилась по всему району. Ко всему прочему он нравился девушкам. У подрядчика в «Даймаса» было две дочери: О-Сидзу и О-Саё — старшей исполнилось десять лет, младшей — семь. Обе были буквально влюблены в Ино. Да и не только они. Приходившие к сестрам подружки наперебой признавались ему в любви.
«Когда вырасту большая, обязательно пойду за вас замуж», — говорила одна.
«Да разве он возьмет в жены такую дурнушку? Нет уж, за него пойду я», — перебивала ее другая.
Слушая их, Ино краснел от стыда и сердито бормотал:
«Ох уж эти женщины! Я их терпеть не могу и жениться не собираюсь».
Детские признания в любви сердили Ино, и он старался держаться от девочек подальше.
— Извините, что я рассказываю вам про такие пустяки, но это имеет прямое отношение к дальнейшим событиям, — сказал Токити. — Другие ученики быстро знакомились с соседскими девушками, веселились напропалую. Да и я сам, честно говоря, любил поразвлечься. Но Ино был другим. Многие девицы одаривали его многообещающими улыбками, а он — никакого внимания, хотя ему уже стукнуло двадцать — юноша в самом соку. Я ведь ему был как брат, но на все мои предложения пойти развлечься он отвечал отказом. Учеников постарше удивляло его безразличие к женскому полу, «какой-то странный», — смеялись они.
Когда Токити исполнилось двадцать три года, а Ино соответственно двадцать один, они ушли от подрядчика и поселились отдельно. Дело в том, что дочь подрядчика О-Сидзу вышла замуж, у нее родился ребенок, а кроме того, в мастерскую взяли еще троих учеников да еще наняли няньку, и жить в такой тесноте стало невыносимо.
Они поселились неподалеку, по-прежнему столовались у подрядчика, там же им стирали одежду. Так что расходы их сводились главным образом к плате за жилье. Ино по-прежнему избегал женщин и оставался дома, когда по вечерам Токити уходил развлечься. Он пристрастился к сакэ и довольно часто выпивал, но даже после солидных возлияний ни разу не принял предложение Токити посетить веселый дом. «Ты уж сам сходи, братец, а мне что-то не хочется», — отнекивался он.
Но однажды в феврале, когда ему исполнилось уже двадцать два, он вдруг собрался с духом и сказал: «У меня есть на примете девушка, на которой я хотел бы жениться. Прошу тебя, сходи к ней и поговори...»
— А вот и дом нашего подрядчика, — прервал рассказ Токити. — Подождите минутку, я предупрежу, чтобы меня кто-нибудь на сегодня подменил.
Дом у подрядчика был большой, двухэтажный, с нарядной вывеской, на которой было начертано красивыми иероглифами: «Мастерская Даймаса». Токити вскоре вернулся, и они пошли по дороге, тянувшейся вдоль канала.
— Тут недалеко есть одна закусочная. Можно туда зайти — выпьем по чашечке сакэ и поговорим, — предложил Токити.
— В такой ранний час? — удивился Нобору.
— Приятно пригубить чашечку сакэ, любуясь на водную гладь... Простите за столь красивые слова, — сказал Токити, усмехнувшись.
Они подошли к небольшому обшарпанному домику и поднялись на второй этаж. Оттуда открывался вид на канал и заросший деревьями старый сад с видневшимся в глубине особняком.
— Для порядка все же закажем, — усевшись на циновку, предложил Токити и попросил принести сакэ. — Так вот. Девушка, которую приметил Ино, была дочерью хозяина харчевни, расположенной поблизости от нашего дома. Звали ее О-Така, ей было семнадцать лет. Толстушка, с круглым лицом и не по годам распутная. «Брось, сдурел, что ли? Столько вокруг порядочных девушек, а ты вздумал жениться на развратной, неотесанной девке», — сказал я ему. «У меня серьезные намерения. Поэтому и прошу тебя: сходи и переговори с ее родителями», — ответил Ино. Он и в самом деле говорил вполне искренне и серьезно.
Токити ничего не оставалось, как идти к хозяину харчевни. Тот вначале принял все это за шутку. Сама О-Така даже рассердилась: «Смеетесь надо мной, что ли?» Только ее мамаша восприняла все всерьез и уломала дочь и мужа. Тот в конце концов согласился, но сказал: «Дочь у меня одна, поэтому, если Ино хочет жениться, пусть живет с нами, иначе не отдам».
Переговоры были нелегкие, и Токити потратил на них целых пять дней. Выслушав условия отца О-Таки, Ино призадумался, но потом, видимо, решившись, сказал:
«Согласен, буду жить у них».
«Хорошенько подумай, — предупредил Токити, — у тебя все еще впереди. Если ты намерен стать настоящим плотником, набирайся опыта, набивай руку. А женишься — придется тебе работать не только на жену, но и на ее родителей. Так ты никогда не выбьешься в люди».
«Плохо ты меня знаешь», — возразил Ино, молодцевато поводя плечами.
«Будь по-твоему, — согласился Токити. — Когда отпразднуем свадьбу?»
«Раз дело решенное, не будем спешить», — сказал Ино.
«Пусть так, но ведь и у родителей невесты есть свои планы, и моя обязанность, как свата, обговорить с ними день торжества», — возразил Токити.
«Понимаю, — Ино недовольно покрутил головой. — В таком случае назначим свадьбу на осень, что ли? Да, на осень. У меня тоже есть свои планы. А пока о моей свадьбе особенно не болтай».
Токити продолжил:
— А спустя две недели...
Тем временем служанка принесла две бутылочки сакэ и закуску.
— Мы сами здесь распорядимся, а ты можешь идти, — сказал Токити. — Как насчет сакэ, может быть, выпьете чашечку? —
