убийцами, чем жуткие небритые типы с мордами, распухшими от трехдневной попойки. Ребята из участка отлично помнят эту милашку, и они считают, что…
— Не надо, не пересказывай. Это естественно, что они считают ее убийцей. Так просто и удобно. И первое, что приходит в голову. К тому же когда женщина не в состоянии защититься… Но скажи мне, ты не думал о том, что Десмонд не оставил завещания?
— Да нет, не очень. А почему?
— Вот именно, почему? Слушай, Марки, говорю тебе, все не так просто. Ну ты сам пораскинь… — Он осекся на середине фразы, помолчал, потом сказал: — Полагаю, это не совсем телефонный разговор.
— Согласен.
— Можешь заглянуть ко мне в офис в течение дня?
— Хм… Вообще-то это ведь тебе нужно, Эдди, разве не так?
— Ладно-ладно, не спорю. Что, если я заеду к тебе в участок минут через сорок? Так тебя устроит?
— Давай лучше через час на углу Пятьдесят третьей и Мэдисон. Знаешь бар «Звездная пыль»?
— Договорились.
Они снова привлекли всеобщее внимание в баре, да и неудивительно, ибо были довольно необычной парой. Невысокий адвокат в безупречном деловом костюме и небрежно, почти что неряшливо по сравнению с ним одетый детектив, напоминающий огромного медведя с растрепанной огненно-рыжей шевелюрой. И только глаза — умные, острые, проницательные, не упускающие ни единой, даже самой, казалось бы, незначительной мелочи, — были схожими у этих в остальном разных мужчин.
Марк появился первым и ожидал у стойки, нетерпеливо постукивая пальцами по полированному дереву.
— Извини, задержали в последнюю секунду, — произнес Эд, опускаясь на соседний табурет. — Никогда нет возможности уйти незаметно.
— Ха! С таким количеством секретарей это неудивительно, — насмешливо заметил детектив.
— Брось, Марки, не злопыхай, уж я-то прекрасно знаю, что это в тебе зависть черная говорит. Вам бы на участок хоть одного добавить, и то счастье.
— Это верно, — со вздохом согласился тот. — Я лично просто погряз в бумажках. Скоро времени совсем не останется непосредственной работой заниматься… В этом месяце обещали новую программу поставить, но пока… Впрочем, что это я несу? Мы с тобой не для того тут встретились, чтобы обсуждать недостатки моей работы.
— Верно. Я вот о чем хотел поговорить с тобой. Десмонд, как ты уже знаешь, завещания не оставил. Так что по закону его состояние будет поделено между вдовой, моей клиенткой, и дочерью, верно? Причем дочери достанутся практически крохи.
— Ну естественно. О чем тут спорить? Это нормальный порядок.
— Ну так вот, предположим, что вдову признают виновной. Не важно, со смягчающими обстоятельствами или нет, будет ли приговор суровым или…
— Да не развози, ты не в суде, а я не тупицы присяжные. Тогда все получит дочь. Убийца не наследует.
— Совершенно верно, — мрачно подтвердил адвокат. — Так разве нельзя предположить, что это дочь все подстроила?
— У нее алиби, — возразил детектив. — Его проверили и перепроверили.
— Согласен. Это, между прочим, в наше время само по себе уже подозрительно. Сейчас все меньше и меньше встречается подобных случаев. Люди постепенно становятся все более замкнутыми, что легко объяснимо и вполне понятно. И стопроцентное твердое алиби… — Он многозначительно хмыкнул.
— Неужели ты всерьез полагаешь, что никто из тех, кто расследовал убийство, не задумался над этим фактом? — возмутился Стэтсон. — Да я лично знаю Кремера. Он не первый год в отделе убийств и прекрасно знает все основы. А то, о чем ты говоришь, как раз и есть основы!
— Не горячись, Марки, не горячись. Ты же понимаешь, что, найдя подозреваемого, в него вцепляются мертвой хваткой и не выпускают, пока не убедятся в его виновности. А на сей раз и убеждаться долго не надо было. Все улики указывали на одно и то же лицо. Все! До единой. Что как нельзя больше на руку нашему не совсем уважаемому господину окружному прокурору Брэндону. Он ведь едва-едва замял скандал по поводу очередной своей интрижки, и в свете предстоящих выборов ему просто необходимо проявить себя поборником крепких семейных уз и святости домашнего очага. Так что это дело для него просто манна небесная.
— Хм… — Марк задумчиво наклонил голову, запустил все десять пальцев в и без того растрепанную рыжую шевелюру, посидел с крайне сосредоточенным видом минуты две, потом разжал руки и заявил: — Про скандал я ничего не знал. Это может объяснить, почему версию о причастности дочери не расследовали глубже.
— Ага! — торжествующе воскликнул Бернштейн. — Значит, ты все же согласен, что расследование было проведено кое-как?
Детектив неловко поёрзал на табурете.
— Н-ну… я бы так не стал говорить, хотя… да, дочери не уделили внимания больше, чем строго необходимо. Но и ты не забывай, ведь у нее алиби, а у твоей клиентки ничего, кроме жалких заверений, что она ничего не помнит и не знает. Что она тебе говорит? Какова все же ее версия?
Адвокат тяжело вздохнул.
— Нет у нее никакой версии. В этом-то вся и трагедия. Мне не на что даже опереться. Кроме разве что показаний ее бывшей подруги о том, что она не в состоянии убить даже комара, не то что…
— Дерьмо! — почти яростно выкрикнул детектив. — Полное дерьмо! Ты не можешь строить защиту на такой чуши! Сколько мы таких видели, что комара, может, и не убьет, а вот человека запросто прихлопнет?
— Ты предубежден, Марки, вот что я тебе скажу. Ты совсем очерствел на этой проклятой работе, перестал верить в людей с нормальными человеческими чувствами и ценностями. Потому что сталкиваешься ежедневно не с ними, а с подонками.
— Ну, знаешь что, дорогой мой… — возмущенно начал было Стэтсон, но друг прервал его:
— Не надо, не возражай. Я же не упрекаю тебя. Я и сам-то не намного лучше. Но… — Он снова вздохнул. — Но эта женщина… Нет, будь я проклят, дружище, но она невиновна! Я твердо, свято верю в это. Она жертва, а не преступник. Жертва! Ее подставили, это точно. Я убежден в этом на двести, на пятьсот процентов. И если я не справлюсь, то Брэндон утопит ее. А Джолиета [1] ей не пережить… — Эд опустил голову и судорожно сглотнул.
Марк положил огромную ручищу на плечо друга, сжал его, слегка встряхнул.
— Ты не можешь взваливать на себя ответственность за исход процесса, — после неловкой паузы произнес он. — Во-первых, ты точно не знаешь, что она не убивала. Во-вторых, наказания будет требовать прокурор. В-третьих, решать станут присяжные. И в-четвертых, каков вообще процент дел, выигрываемых адвокатами?
— Вот именно, — с невыносимой горечью согласился Эдди. — Примерно пять сотых процента. Может, чуть выше, но не уверен. Скорее даже ниже. Так что, если ты мне не поможешь, Вирджиния Десмонд обречена. А в нашем штате смертную казнь пока еще никто не отменял.
Некоторое время друзья молчали. Да и что тут было обсуждать? Марк понимал, что Эдди прав, что Брэндон, несомненно, потребует высшей меры наказания и скорее всего добьется ее, после чего с большой долей вероятности станет-таки мэром, несмотря ни на какие прошлые скандалы.
Адвокат наконец справился с собой и уже нормальным голосом сказал:
— Ты знаешь, Марки, как я отношусь к проблеме смертной казни. И ты знаешь, что в сложившейся ситуации шансов у моей подзащитной избежать ее практически нет. И полагаю, догадываешься, как я себя чувствую в связи с этим. Так что, если ты действительно мой друг, сделай мне еще одно одолжение.
— Конечно, Эдди, — поспешно согласился Стэтсон, ибо и без этих слов понимал, как непросто тому. — Все, что угодно.
— Давай съездим к Десмонд. Она дома, освобождена под залог. Благодарение Господу, хоть этого
