Дон вскочил, ушел и заперся в рабочем кабинете, который был его святилищем.
Энтони Авано получал удовольствие от красивых вещей. Он выбрал двухэтажный пентхаус дома на берегу бухты Сан-Франциско и нанял лучшего декоратора города, чтобы обставить его.
Самым главным были положение в обществе и стиль. Причем добиваясь и того и другого, он старался затрачивать как можно меньше усилий.
Он не понимал, как люди могут жить по-другому.
Комнаты были оформлены во вкусе, который Энтони считал классическим. Стены были обтянуты шелковым муаром, на полах лежали восточные ковры, повсюду стояла мебель из полированного дуба. То ли он сам, то ли его декоратор выбрали дорогую обивку нейтральных тонов с искусно разбросанными по ней яркими пятнами.
Современное искусство для Энтони абсолютно ничего не значило, однако ему сказали, что эти предметы будут подчеркивать содержательную элегантность его жилища.
Он охотно пользовался услугами декораторов, портных, брокеров, ювелиров и дилеров, чтобы окружить себя всем самым лучшим.
Завистники и недоброжелатели говорили, что у самого Тони Авано вкуса ни на грош и что за него все делают деньги. С этим Тони не спорил. Достаточно и того, что он знает толк в вине.
Его винные погреба считались лучшими в Калифорнии. Каждую бутылку для них он отбирал лично. Хотя Тони не мог отличить один сорт винограда от другого и никогда не интересовался его выращиванием, но нюх у него был. И этот нюх позволял ему все выше и выше карабкаться по служебной лестнице калифорнийского отделения компании «Джамбелли». Именно этот нюх заставил его тридцать лет назад жениться на Пилар Джамбелли.
Не прошло и двух лет, как его нос начал вынюхивать других женщин.
Тони сам признавал, что женщины — это его слабость. Но их было слишком много. Он любил Пилар так, как можно любить другого человека. Скорее всего, в благодарность за положение, которое он занимал в компании «Джамбелли», будучи мужем дочери и отцом внучки
Эти причины много лет заставляли его скрывать свою слабость. Он даже несколько раз. пытался начать праведную жизнь.
Но потом в его жизни снова появлялась женщина — либо нежная и романтическая, либо знойная и обольстительная. А что делать? Мужчина есть мужчина…
В конце концов эта слабость разрушила его брак — если не официально, то фактически. Семь лет назад они с Пилар разъехались. Никто из них не подавал на развод. Тони знал, что Пилар продолжает любить его. А сам он не заговаривал о расторжении брака потому, что это было слишком хлопотным делом и сильно расстроило бы Терезу.
Насколько было известно Тони, данная ситуация устраивала всех как нельзя лучше. Пилар предпочитала жить на лоне природы, а он — в городе. Они продолжали сохранять хорошие, если не дружеские отношения, и Тони оставался коммерческим директором калифорнийского отделения компании «Джамбелли». Такое положение продолжалось семь лет. Но сейчас Тони боялся, что этому благоденствию настал конец.
Рене настаивала на браке. Она стремилась к этой цели с грацией парового катка и сметала все препятствия на своем пути Споры с ней доводили Тони до исступления.
Она была дьявольски ревнивой, властной, требовательной и склонной к частым приступам дурного настроения. Он был без ума от нее.
Тридцатидвухлетняя Рене была моложе Тони на двадцать семь лет, что безмерно льстило его самолюбию. То, что для Рене его деньги значили столько же, сколько все остальное, вместе взятое, Тони не волновало. Наоборот, он уважал ее за это.
Мистера Авано тревожило только одно: если Рене получит то, чего хочет, то может утратить к нему всякий интерес.
Задача была дьявольски сложной. Тони пытался справиться с ней как обычно — откладывая решение в долгий ящик.
Он любовался панорамой бухты, потягивал вермут и ждал Рене, заканчивавшую одеваться для очередного выхода в свет. И думал, что время на исходе.
Звонок в дверь заставил его оглянуться и слегка нахмуриться. Они никого не ждали. Поскольку у экономки был выходной, Тони пошел открывать сам. При виде дочери его лицо тут же прояснилось.
— Софи? Вот это сюрприз!
— Здравствуй, папа.
Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку «Как всегда, поразительно красив», — подумала София Хорошие гены и отличный хирург-косметолог. Она тут же отогнала от себя чувство обиды и попыталась сосредоточиться на столь же мгновенном инстинктивном ощущении любви.
Казалось, она была обречена всю жизнь испытывать к отцу противоречивые чувства.
— Я только что прилетела из Нью-Йорка и захотела увидеть тебя, пока не отправилась на виллу.
София изучила лицо отца — гладкое, безмятежное и почти без морщин. Темные волосы с сексапильной сединой на висках, ясные темно-синие глаза. Красивый квадратный подбородок с ямочкой посередине. В детстве она любила трогать эту ямочку пальцем и заставлять его смеяться.
Любовь к отцу жила в ней и смешивалась с обидой. Так было всегда.
— Я вижу, ты собрался уходить, — сказала она, заметив на отце смокинг.
— Да. — Тони взял дочь за руку и провел в коридор. — Но время еще есть. Садись, принцесса, и рассказывай, как жизнь. Чем тебя угостить?
Она взяла у Тони бокал, понюхала и одобрительно кивнула:
— Как обычно, все самое лучшее.
Пока отец ходил к бару, София обвела взглядом комнату. Шикарное зрелище. Видимость без внутреннего содержания. В точности как ее папочка.
— Так ты будешь завтра?
— Где буду? — с едва заметным недоумением спросил он. София склонила голову набок и внимательно посмотрела на отца.
— На вилле. Разве тебе не сообщили?
— О чем?
Любовь продолжала воевать с обидой. Отец пренебрегал ее матерью и беспечно нарушал супружеские обеты с тех пор, как София себя помнила, а в конце концов бросил их обеих и ушел, даже не оглянувшись. И все же он продолжал оставаться членом семьи, а всех членов семьи вызывали на виллу.
—
— Ах, да. Я…
Он осекся, увидев Рене.
«Если бы кому-нибудь понадобилось создать образ типичной, стопроцентной любовницы, — со злостью подумала София, — то Рене Фокс подошла бы на эту роль как нельзя лучше». Высокая, пышнотелая и к тому же — белокурая блондинка. В платье от Валентино она казалась более изящной и элегантной, чем была на самом деле.
Подобранные кверху гладкие волосы позволяли видеть красивое нежное лицо с полным чувственным ртом — благодаря коллагену, ядовито подумала София — и пронзительными зелеными глазами.
Рене полагала, что к платью от Валентино лучше всего подойдут бриллианты. И теперь они мерцали и вспыхивали на ее гладкой коже.
«Интересно, сколько эти камни стоили папаше?» — с досадой подумала София.
— Привет. — Она сделала глоток вермута, чтобы избавиться от горечи во рту. — Рене, если мне не изменяет память?
— Да. Меня зовут так же, как два года назад. А вас, если я не ошибаюсь, зовут София?
— Верно. Вот уже двадцать шесть лет.
Тони откашлялся. По его мнению, на свете не было ничего более опасного, чем встреча двух язвительных женщин. Мужчине, которого угораздило попасть под перекрестный огонь, не позавидуешь.
