Париж 1914 (темпы операций)

происходивших боев не могут быть здесь освещены, да это и излишне. Наша задача состоит лишь, в том, чтобы показать, чего можно было ожидать от этого наступления с точки зрения общей ситуации 2–й армии. Совершенно очевидно, что остановка требовала крайне быстрого и решительного результата, например, захвата Сезанна еще до того, как кризис назрел на правом фланге. Крайне сомнительно, чтобы и этот, безусловно запоздавший уже результат, мог бы повернуть события на Марне по новому руслу. Но можно было рассчитывать, по крайней мере, на эффект морального удара по нервам французского главного командования, поколебать его волю и задержать наступление к Марнским переправам; здесь можно было бы одновременно пытаться создать преграду движению союзных сил. Однако, командование 2–й армии, если оно и лелеяло еще такую мечту, ничему не научилось за 3 дня тяжелых боев. Простого взгляда на карту достаточно, чтобы показать бесплодность наступления гвардии 9 сентября.

Противник находил здесь превосходные, следующие одна за другой, линии сопротивления; в его распоряжении было сколько угодно прекрасных артиллерийских позиций. В особенности мощным опорным пунктом являлся главенствующий над местностью горный выступ Монт-У, с вершины которого можно было далеко на север и на восток видеть движение немецких войск по выходе из леса. Судя же по германским источникам, французы не только оборонялись, но при первом удобном случае переходили в контратаку, ставя атакующего подчас в критическое положение.

Используя ряд узких лесных полос, французские стрелки сильно затрудняли наступление немцев фланкирующим огнем. Гвардейские части наступали перебежками, каждый раз по возможности окапываясь. Наступление замедлялось также многочисленными засеками, которые устраивали французы.

Капитан Плеве, командир пулеметной роты 3–го гв, полка, рассказывает следующее об одной из французских атак:

«Противник устремился против наших пулеметов в таких густых массах, что невозможно было распознать расчленение на линии стрелков. Атака последовала с расстояния 800 м, с большой лихостью, офицеры с саблями наголо перед фронтом. Ясно слышатся возгласы: „En avante! Vive France!“ Мы подпустили их на 500 м, затем короткий приказ, пулеметы застрекотали и открыли уничтожающий огонь. Действие было неописуемым: в мгновение ока местность покрылась бесчисленными павшими, и только остатки несчастного полка могли уйти из этой кровавой бани»[307] .

Хотя все эти примеры поданы к вящей славе немецкого оружия, они не могут скрыть тяжести условий, в которых вела наступление гвардия, и героического сопротивления французов, несмотря на поражения сохранивших высокий моральный подъем.

Наступление 1–й гв. дивизии совершалось при поддержке огня 70 орудий. Тяжелая артиллерия обстреливала Монт — У. В 14 ч. 30 м. гвардия подошла к Конантру. Противник очистил Монт — У, на которой были установлены немецкие батареи.

Командир 1–го гв. полка, принц Эйтель — Фридрих прусский, так описывает этот момент:

«Гора (Монт — У) была твердо в наших руках. Было видно, как в долине, западнее фермы Розе, отступали редкие ряды французов; все поле кишело ими. Между ними скакали отдельные всадники, неслись галопом орудия. Батальная картина старых времен».

В 10 час. утра генерал Бюлов послал гвардейскому корпусу приказ:

«Я не могу „заграждающий“ характер Монт — У считать достаточным основанием для задержки наступательного движения гвардейского корпуса. Необходимо, подавляя Монт — У огнем тяжелых гаубиц, со всей энергией пробиваться через Лент к Сезанну».

Но было легче приказать это, чем выполнить. Гвардия сделала все, что могла, и все же она была еще далеко от Сезанна.

Сверх того, генерал Бюлов послал старшего лейтенанта Эган — Кригера, чтобы поторопить продвижение вперед. Эган — Кригер объехал фронт гвардии и саксонцев и, убедившись, что «господствующие высоты Монт — У захвачены немецкой пехотой» и что «последние силы французов обратились в бегство», поспешил обратно в штаб 2–й армии, сказав шоферу, чтобы «он ехал, как если бы дело шло об его жизни».

Но было уже поздно. Бесспорно, что на левом фланге 2–й армии 9 сентября был одержан крупный успех, 10–й германский корпус овладел замком Мондеман, гвардия — Монт — У, саксонцы — Мейльи. Однако, все эти успехи не могли помочь тяжелой беде на правом крыле 2–й армии. Сверхчеловеческие усилия войск остались бесплодными. Можно поверить немецким источникам, когда они описывают негодование офицеров и солдат, которым было приказано добровольно бросить позиции, завоеванные тяжелой ценой крови[308].

г) Положение на правом крыле утром 9 сентября

Но, быть может, положение на правом фланге не было еще таким отчаянным? Все немецкие источники без исключения стараются представить дело так, что, прояви Бюлов силу характера, чтобы добиться решающей победы на левом фланге, можно было и не отступать. Перед отступлением 2–я армия занимала фронт от Марны до Конантра, фронтом на юго-запад, почти по прямой линии. На этой линии находилось всего 8 дивизий. Им противостояли непосредственно на указанной линии 8 французских дивизий (9–й корпус 17–я, 52–я и Марокканская дивизии: 10–й корпус 19–я, 20–я и 51–я дивизии; 1–й корпус: 1–я, 2–я дивизии). Левый фланг 2–й армии примыкал непосредственно к группе Кирхбаха и имел, таким образом, прочную опору. Но, сверх перечисленных сил, французы имели еще 3–й корпус, который непосредственно охватывал правый фланг 2–й армии. Дальше к западу находились в движении к Марне 18–й корпус, кавалерийский корпус Конно и английская армия. Таким образом, 3–й французский корпус являлся непосредственной угрозой, которой Бюлов мог противопоставить лишь одну гв. кав. дивизию. Одновременно французы, заняв Шато-Тьерри, легко могли распространиться к востоку, захватывая переправы через Марну. Что могла противопоставить 2–я армия этой угрозе ее тылу? Ничего, ибо ее силы были скованы наступлением, которое не сулило никакой близкой перспективы. Положение настолько элементарно, что не нуждается в разборе, 2–й армии угрожал разгром, а чтобы избежать его, она должна была вывести свои части из боя и перегруппироваться на новых позициях. Это неизбежно было началом общего отступления, так как немедленно же вынуждена была начать отход, по крайней мере, и 3–я армия. Сам по себе такой отход, независимо от глубины, означал банкротство руководства 2–й армии: зачем было залезать в Сен- Гондский район, если теперь неизбежно надо было отсюда уходить? Своим огульным наступлением Бюлов сковал сам себя и потерял свободу маневра.

Мог ли все же Бюлов 9 сентября остаться на своих позициях, продолжая наступление левым крылом? Разумеется, мог. Он пошел бы в таком случае на страшный риск. Рассматривать подобные «возможности», значит, однако, сходить с пути научного исследования[309]. Чрезвычайно трудно предвидеть, а вернее, невозможно учесть все те случайности, которые принес бы ход событий в таком случае. Быть может, союзники, например, не разобравшись в сложной ситуации, не использовали бы выгод своего положения на Марне. Но это слишком маловероятная перспектива. Что сказать о таких выкладках, когда Зольдан осуждает решение Бюлова, исходя из того, что вечером 9 сентября левое крыло 2–й армии и группы Кирхбаха заняло бы уже линию Вильнев — Сезанн — Англюр. Тогда — де французское главное командование вынуждено было бы бросить сюда 18–й корпус (!) или корпус Конно и ослабить таким образом давление на Марне[310].

Но ведь от Конантра, где гвардия была к 14 час. дня, до Сезанна 15 км, а до Англюра и все 20 км. Думать, что немецкие войска преодолели бы это пространство с боями в течение нескольких часов, значило бы снять со счетов армию Фоша. А какие к этому основания? Подобное рассуждение предполагает дальше, что французское главное командование потеряло бы спокойствие, но на это меньше всего можно было рассчитывать после успешного продвижения союзников к Марне, которое, конечно, подняло сильно их дух. Дальше, зачем было бы перебрасывать 18–й корпус, когда рядом находился свежий 21–й корпус, который Жоффр, в случае крайней нужды, передал бы Фошу, предоставив 4–й армии выкручиваться своими силами, что было вполне возможно.