неожиданностью. Мольтке в сущности с опозданием реализовал идею, которой был проникнут рке при движении германских, армий к Парижу (см. главу вторую). Вопрос был для него такой исключительной, важности, что при упорстве кайзера он решился на самостоятельную отдачу приказа об отступлении 3–й, 4–й и 5–й армий. Официальная германская история войны обязана была бы отметить эту бесспорную заслугу Мольтке[355], так как иначе разгром германского войска был бы неизбежен.
Но если германское главное командование предрешило остановку своих армий на рубеже реки Эн, что, спрашивается, могло помешать такому намерению? Перейдем к положению дел у союзников. В конце Марнской битвы они имели, или, правильнее, сохранили, свое преимущество на левом крыле, 1–й и 2–й германским армиям угрожало окружение. Но отступлением указанных армий угроза была снята. Достигнутое союзниками преимущество, по крайней мере, в прежней его форме, тем самым терялось. В классических битвах прошлого победа давала всегда некоторый реальный актив. В данном случае не было разгрома хотя бы части германского войска, не было сколько-нибудь ощутимой военной добычи. Потери были велики с обеих сторон. Победа была несомненной, но она, скорее, уподоблялась успешному отражению неприятельского штурма. В общем ходе войны это была историческая победа, так как она в корне разрушала германский план молниеносного разгрома своих врагов. Но непосредственный оперативно-стратегический выигрыш определялся только захватом территории.
При рассмотрении действий Бюлова в Марнской битве (глава пятая) было установлено, что далеко не всякое наступление даст преимущество выигрыша темпа. Подобно этому нужно сказать, что далеко не всякое отступление содержит в себе потерю темпа. Основная задача отступления — выигрыш времени, которое может быть использовано для захвата инициативы в свои руки. Все дело в том, как отступление происходит, все дело в искусном его осуществлении и использовании для получения нового преимущества Объективная оценка событий показывает, что в данном случае отступление немцев, несомненно, носило характер отступления после поражения, которое внесло разброд и растерянность в руководство германского войска. Исследуя последовательно ряд фактов, начиная с внезапного столкновения 6–й французской армии с 4–м германским рез. корпусом 5 сентября, следует признать, что в этом разброде и растерянности трансформировался в конечном счете первоначальный выигрыш темпа, полученный союзниками. Но крайняя сложность причин, отмеченная в предыдущем изложении, продолжала действовать и после Марны. Германцы имели возможность рядом энергичных действий покончить с неурядицей в своем войске, а союзники, если они хотели решительного результата, должны были быстро и энергично завершить реализацию своего преимущества. В конечном счете получилось нечто среднее: германское главное командование осуществило необходимые мероприятия со значительным опозданием, поставив этим свое войско в тяжелое положение. Союзники же не использовали создавшейся ситуации. Впрочем, крайне сомнительно, могли ли они использовать ее вообще. У них не было на этого необходимых средств. Кавалерия была недостаточна по численности, действовала разрозненно и разбросанно, не была приспособлена к новым условиям ведения войны.
От трех французских кавалерийских корпусов, действовавших по разным направлениям, нельзя были ожидать серьезного результата. Пехота двигалась слишком медленно. Всякие надежды на маневр широкого размаха, на разгром отступающего противника были поэтому призрачны.
Оперативный баланс к, моменту сражения на реке Эн был очень прост — союзники ничем не могли доказать своего преимущества. Выигранный темп был растерян на пути преследования. Силы обеих сторон на реке Эн фронтально противостояли друг другу.
Правда, у французского главного командования оставалась еще надежда на брешь между 1–й и 2–й германскими армиями. Однако, здесь подтвердилась старая поговорка: «non bis in idem». Дважды провести немцев не удалось. Оказалось, что вовсе не брешь сама по себе, а внезапность, неожиданность играет роль. Теперь немцы знали, где слабое место их фронта, и без особого труда эту слабость устранили. Затем вступила в силу закономерность, которая знакома уже нам по Марнской битве (см. главу пятую), с той лишь разницей, что теперь наступали союзники, а немцы оборонялись. Но при наличии почти равных сил германская артиллерия, более могущественная по своему составу, выполнила задачу не хуже, чем французская в Марнской битве. Атаки союзников были отбиты, и фронт начал стабилизироваться. Получался, так сказать, оперативный нуль, который вовсе не означал, однако, отсутствия боевых усилий с той и другой стороны, а, вернее, выражал нулевой результат, полученный от сложения равных положительных и отрицательных величин.
14 сентября 1914 г. генерал Фалькенхайн был фактически назначен начальником главного штаба германских армий (формальное назначение состоялось 3 ноября, Мольтке продолжал еще оставаться в главной квартире, принимая участие в обсуждении планов). Как оценивал обстановку новый руководитель германских армий? На этот вопрос надо ответить, хотя сразу же обнаружилась целая пропасть между этой оценкой и намерениями нового начальника штаба, с одной стороны, и беспощадной логикой развития нового этапа войны — с другой. Субъективно Фалькенхайн вовсе и не думал отказываться от перспективы достигнуть решительной победы в ближайшее время и закончить успешно войну на западноевропейском театре. Сгоряча Фалькенхайн не мог не воздать дани оперативно-стратегическому творчеству в стиле самых широких предначертаний Шлиффена. Германское отступление — факт, из которого нужно волей-неволей исходить. Но Фалькенхайн намеревался завершить это отступление так, чтобы из него вырос новый маневр. Для этого надо не цепляться за землю, а пожертвовать пространством, оттянув правое крыло — 1–ю армию — на линию Камбре — Ле-Като. На ее правый фланг выходит новая 6–я армия, перебрасываемая из Лотарингии. Левее, между 1–й и 2–й армиями, располагается 7–я, перебрасываемая из Бельгии; возможный разрыв обеспечивается двумя кав. корпусами, 2–я и 7–я армии заходят вокруг Реймса, а три оставшихся армии — 3–я, 4–я и 5–я — немедля же атакуют противника, отбрасывая его к Марне и выходя на линию Тур (3–я армия) — Шалон (4–я армия) — Витри — ле — Франсуа (5–я армия). После этого правое крыло также переходит в наступление. 2–я армия выходит на Марну к Эн-Эперней, а прочие армии правого крыла, заходя правым плечом, окружают противника, которому таким путем вновь уготованы «Канны». Как видим, план — шлиффеновского размаха. Он удивительно напоминает изложенную выше директиву Жоффра; но вместо Мааса — Марна, обратное направление маневра на юго-запад, вот и вся разница. Сходство довершается тем, что этот замысел полностью разделил судьбу директивы французского главнокомандующего — он был подшит к архивным документам и выполнен не был, ибо очень быстро из мира сладких оперативных грез Фалькенхайн вынужден был обратиться лицом к суровой действительности.
Начнем с первого реального фактора — времени. В плане Фалькенхайна отчетливо видны два темпа его осуществления — сначала следовало занять всеми армиями указанную линию Камбре — Марна — Туль, а потом заворачивать фланги вовнутрь. Но сколько времени потребовал бы первый этап? По расчетам, Фалькенхайна, не менее недели. Однако, таким промежутком времени, как сейчас увидим, Фалькенхайн не располагал. Идея выиграть темп, отгибая назад правый фланг, была построена на том, что, быстро уходя назад, правое крыло избегало опасности охвата союзниками. Продолжив правый фланг новыми силами, германское главное командование приобретало возможность в свою очередь охватить союзников. Таким путем выигрывался бы темп.
Но были ли способны измученные месячным тяжким походом германские армии к таким сложным маневрам, к новым форсированным маршам, к новым сражениям? Многие — если не все — части понесли тяжелые потери до 40–50 % личного состава. Пополнение их было первой и неотложной заботой германского главного командования. 150000 человек пополнений двигались из Германии в армии; еще 280 тысяч чел. находились в пунктах обучения внутри страны. Это ликвидировало бы кризис личного состава в том случае, если можно было бы так же быстро организовать и обучить эти подкрепления, возместить тяжкие потери в командном составе. Кризис боеприпасов уже начинал явственно ощущаться, в особенности, в части тяжелых снарядов. Эти соображения, бесспорно, сразу же охладили пыл Фалькенхайна, который к тому же вовсе не был так уж горяч. Но еще более просты и беспощадно убедительны были расчеты относительно возможности быстрой переброски двух армий, без которых нечего было и думать о маневре «Канн». Распоряжения германского главного
