знатных людей обратить внимание на неизвестного бедного охотника, и, только когда старый князь Тамир прошамкал беззубым ртом: «Не этот ли молодец сегодня взялся усмирить вороного Буревестника?» – Будакен сделал приветливое лицо, моргнул Хошу, чтобы тот дал Спитамену кумыса, и сказал стоявшему неподвижно охотнику:
– Проходи ближе, гость из пустыни, садись к огню.
Пройти вперед было невозможно: всюду на коврах сидели более или менее почетные гости из знатных родов. Но ведь важно показать свое гостеприимство, свою ласку даже бедному бродяге, который потом, прибавив и разукрасив подробностями, станет рассказывать об этом в кочевьях широкой равнины.
– Расскажи нам, откуда ты родом и у кого из князей ты был слугой, – сказал надменно князь Гелон.
– А также скажи, где ты научился так ловко набрасывать аркан и прыгать с земли на коня, – добавил его сосед, косоглазый князь Ариасп, прибывший из далеких восточных кочевий.
По скифским обычаям, если какой-либо бедняк на скачках, борьбе или других состязаниях выигрывал коня или ценный приз, то победитель не оставлял у себя выигранной добычи, а дарил ее какому-нибудь знатному вождю, которому был чем-либо обязан или надеялся получить его милость и в дальнейшем.[63] Поэтому все ждали, что бедный охотник в заплатанных сапогах, даже не имеющий остроконечного башлыка, воспользуется снисходительным обращением к нему знатных вождей и одного из них объявит своим покровителем, подарив ему будакеновского коня.
Слуга с чашей кумыса в руке ждал, что Спитамен пройдет и сядет на ковре, втиснувшись между гостями. Но странный охотник продолжал стоять у дверей. Будакен метнул на него взгляд и сделал знак слуге. Тот подал Спитамену чашу с кумысом.
Охотник взял ее двумя руками и сказал свистящим шепотом:
– Мы с тобой одной крови. Пусть наш род не видит джута[64] и не знает позора поражения! – Затем он выпил несколько глотков и причмокнул языком. – Хороши кобылицы у Будакена! Легки, как ветер, жеребцы Будакена, и одного жеребца, годного для далекой дороги, Будакен отдает бедному охотнику за щенка читы.
Будакен повернулся на месте и впился колючими глазами в невозмутимое лицо Спитамена. В раскосых карих глазах его поблескивали отсветы костра.
– Спитамену нужен конь, лук, меч и копье. Ты все это отдашь за то известие, которое я тебе сообщу и которое принесет тебе и великую радость и великое горе…
Будакен, спокойный, с приветливой и недоверчивой улыбкой, сказал, подняв плечи:
– Какую ты можешь сообщить весть, приносящую радость? Говори – и ты не уйдешь без награды.
Старый князь Тамир затряс головой:
– Кто пришел в шатер однажды с доброй вестью, тому хозяин при встрече всегда будет говорить: «Привет! Заходи еще!»
– Верно, – ответил Спитамен. – Но старые люди также говорят: «Кто приносит дурную весть, того все потом обходят за тысячу шагов». Пусть не обидятся гости, что я скажу несколько слов на ухо хозяину… – И Спитамен, легко проскользнув между сидящими, нагнулся к большому уху Будакена с тяжелой золотой серьгой в отвисшей мочке и прошептал несколько слов.
Будакен, несмотря на то, что всегда умел скрывать свое горе и радость, не удержался. Он закрыл лицо большими квадратными ладонями и стал раскачиваться на месте с глухим стоном.
Все затихли, с удивлением глядя на обычно спокойного и величественного главу скифского рода, а Спитамен проскользнул обратно к входу и принял прежнюю окаменевшую позу, держась руками за ременный пояс.
Будакен поднялся и грузными шагами вышел из шатра.
Все молчали и слышали, как Будакен стоял у входа, тяжело вздыхая. Вздохи его напоминали стоны верблюда. Потом он вернулся в шатер, невозмутимый, как всегда, и сел на свое место.
Недоверчивыми глазами он впился в Спитамена:
– Ты хочешь коня, лук, меч и копье? На какую же войну ты собираешься?
– На войну с Двурогим!
– О какой войне говорит этот оборванный охотник? – воскликнул нетерпеливый князь Гелон. – Для охоты на двурогого тура не нужно меча.
Тогда Спитамен указал рукой на юг:
– Взгляните туда – в степь. Занятые праздником, вы не замечаете тревожных сигнальных огней, загоревшихся на курганах.
Тревожные огни
Войлоки с боков шатра были закинуты на крышу, чтобы дать доступ свежему воздуху. Сквозь легкую деревянную решетку все увидели в ночном мраке вдали несколько красных точек. На сторожевых вышках, непрерывной цепью тянувшихся из глубины кочевий до первых укрепленных поселков Сугуды, разгорались огни. Ни одно движение отрядов согдийцев, паропамисадов или других племен не могло пройти незамеченным. Сторожевые скифы, день и ночь наблюдавшие на своих вышках, в случае наступления неприятеля немедленно зажигали соломенные жгуты, накрученные на высокие шесты. Через несколько часов вся степь на сотни верст кругом знала, что надо стягивать отряды к заранее условленным местам на перекрестках дорог и быть готовыми к защите родных стад и кочевий.
Увидав красные огни, все князья вскочили и выбежали из шатра. Всякий по-своему объяснял эти тревожные сигналы:
– Сделали набег массагеты? Но мы с ними заключили взаимный договор о дружбе. Может быть, возвращаются наши отряды, ушедшие год назад по требованию царя царей Дария? Или объявили войну согды? Но согды любят торговать, а не сражаться…
Будакен распорядился зажечь на кургане сигнальный огонь. Двадцати скифским воинам он приказал
