Из-за занавески вышла весело улыбавшаяся девочка – эфиопка с курчавыми блестящими волосами, с полосатой повязкой вокруг бедер. В ноздре было продето медное кольцо с бирюзой.
Эфиопка держала на цепочке большую серую ящерицу-варана, которая то тянулась вперед, то отбегала в сторону.
– Дай ей мушку, – сказала Рокшанек.
Эфиопка вынула из плетеной корзинки зеленого кузнечика и пустила его на ковер.
Кузнечик скакнул, ящерица прыгнула и схватила кузнечика на лету.
– Я благодарю тебя за твой подарок, – загудел Будакен.
– Какой подарок? – протянула удивленно Рокшанек. – Разве я ему посылала подарок? – обратилась она к Фейзавлу.
– Когда я узнал о приезде храброго князя, я от твоего имени передал ему из твоего сада лучшую розу и спелый плод граната.
– И еще он мне прислал дыню, – добавил Будакен.
– Только одну дыню?! – воскликнула Рокшанек. – Разве можно такому большому человеку послать одну дыню? Фейзавл, ты бы послал ему верблюда, нагруженного дынями и гранатами.
Все женщины засмеялись, а мальчик, указывая пальцем на Будакена, сказал Фейзавлу:
– Он гораздо сильнее тебя.
Рокшанек равнодушно спросила:
– Правда ли, что у вас мужчины сами доят кобылиц?
– И вы едите лошадей? – добавила княгиня-мать.
– На наших конях мы мчимся по степи, они дают нам еду, и мы едим то, что мы любим.
– Водятся ли у вас на родине такие ящерицы? Убиваете ли вы их?
– У нас их много, – ответил Будакен. – Но их трогать нельзя: они наши друзья – ловят ядовитых змей.
– А у тебя есть такой дом, как этот? – лениво обратилась Рокшанек к молчаливому Спитамену.
– Мы, кочевники, имеем такие дома, чтобы их можно было увезти с собой на другое место.
– А почему? – Мысли Рокшанек были далеко, и она дразнила павлиньим пером ящерицу, шипевшую и раздувавшую горло…
– Наши кони и бараны любят новые места, – отвечал Спитамен. – Когда мы простоим целую зиму в одной долине, весна разогреет землю, зацветут красные маки, желтые тюльпаны и синие ирисы, потянутся на север перелетные птицы – тут у всех кочевников разгорается сердце, мы торопимся снять шатры и уходим далеко, на много дней пути, к берегу речки или к подножию горы, где из камней выбиваются чистые ключи. Там мы снова спешим поставить шатры и пустить наш скот на свежую, незатоптанную траву. И тогда наши быки и кони скоро делаются круглыми, с блестящей шерстью.
Рокшанек захлопала в ладоши:
– Вот это мне нравится! Мне скучно здесь, в этих стенах. Я хочу повидать мир, проехать по бесконечным дорогам, которые тянутся через всю вселенную. А они меня, – она показала на других женщин, – заставляют выйти замуж за одного из мальчиков, воющих в саду, чтобы он запер меня в своей башне и заставлял всю жизнь вышивать занавески.
– Почему же ты не уйдешь смотреть мир? – спросил Спитамен.
– Я? Уйти одной? А кто будет заплетать мои волосы? Кто будет растирать мое тело душистым маслом? Нет, я жду, что великий Ахурамазда услышит мои молитвы и пришлет мне такого могущественного человека, который провезет меня через далекие страны до того места, где небо сходится с землей.
– Я знаю женщину, – сказал Спитамен, – она без могущественного человека, одна с ребенком прошла пешком через всю Персию, от Мараканды до Вавилона, чтобы разыскать своего мужа, проданного в рабство.
– Значит, она шла пешком, как нищая? – Губы Рокшанек скривились в усмешку.
– Да. Она раскаленным гвоздем сожгла себе лицо до пузырей, закуталась, как прокаженная, рваным покрывалом, чтобы ее никто не тронул в пути, и протянутая за милостыней рука прокормила и ее, и ребенка.
– И что же, нашла она в Вавилоне мужа? – спросила одна из женщин.
– Да, она нашла мужа, помогла ему бежать, и они вместе вернулись в Мараканду. Это была моя мать.
– О, счастливая! – воскликнули женщины.
Но Рокшанек, пожав плечами, отвернулась от Спитамена и обратилась к Будакену:
– Почему ты так грустен?
– Мой сын ушел на войну по вызову царя царей и попал в плен, теперь он стал рабом.
– Мое сердце грустит о нем – я жалею его…
– Если бы мой сын был свободен, – сказал Будакен, – то он бы смог показать тебе полмира.
– Но я же не могу его долго ждать! Мне скучно в этом доме.
