Скоморохи заиграли плясовую, и девушка, размахивая платочком, лебедем поплыла по кругу, сделала низкий поклон перед княжеской четой, потом поклонилась на три стороны народу и стала в сторонке.
Княгиня жестом руки подозвала кравчего, стоявшего позади ее кресла, и тихо прошептала ему:
– Разузнай имя этой девушки-скоморошки и откуда она родом. И потом мне украдкой скажешь.
– Будет сделано, государыня моя княгиня! – ответил кравчий.
«Неужели это она? Вот где нежданно довелось встретиться…» – всматривался в девушку Александр, и вспомнились ему юность, глухой еловый бор, избенка старика охотника Еремы… как спасла его, Александра, из лосиной западни дочка Еремы, сероглазая Устя… ночь под Ивана Купалу, хороводы и костры на Перуновой горке…
Тем временем из другого домика вышел скоморох, причудливо наряженный иноземным воином. На нем был шлем, сшитый из раскрашенной бересты, с пучком петушиных перьев на макушке. На ногах широкие сапоги с огромными, загнутыми кверху шпорами. В руках щит с намалеванной на нем рогатой рожей и длинный деревянный меч с крестообразной рукоятью. Размахивая мечом, чужеземец прошелся вокруг площадки, выкрикивая непонятные слова:
– Экэтэ, пэкэтэ, цукэтэмэ, аболь, фаболь, доминэн![4]
В толпе закричали:
– Гляди, да это немецкий черт! Ей-ей, это немец! Ату его!
Скоморохи задудели в свои гудцы и волынки. Девушка махнула платочком, и музыка оборвалась. Девушка обратилась к толпе:
– Послушаем гостя иноземного. Ты зачем приехал, проказник, на наш веселый праздник? Откуда свалился, жаль дорогой не убился.
Чужеземец отвечал нараспев, выпрямившись и отставив вперед ногу:
– Проехал я дремучие леса, чтобы видеть тебя, новгородская краса. Мой конь силен и зверовиден, а я зовусь немецкий рыдель. Меч мой, в боях бывалый, рассекает и железо, и скалы. Есть ли во всей поднебесной воин чудесный, кто бы мог со мной биться, – будет ли противник мне татарский царь, злобой пышущий, али зверь, огнем дышащий?
Старик раёшник, подмигнув, спросил тоже нараспев:
– Хоть ты на словах и храбрый рыдель, но таких, как ты, я немало видел. Ты злобен, немецкий воин, но почтенья нашего совсем не достоин. Для чего вы, рыдели, собираете воинскую рать? Не затем ли, чтобы нас завоевать?
Рыцарь ответил:
– Хоть ты меня и бранишь, что я злобен и лих, но к вам я приехал как богатый жених. Услыхал я про вашу девицу, несказанну красу, и ей я подарки сейчас принесу! – Рыцарь обратился к девушке: – Не могу я красе твоей надивиться! Пойдешь ли за меня, чаровница?
Девушка, слегка закрываясь белой фатой, ответила:
– Чтобы уважить такого, как ты, молодца, по нашему обычаю сперва надо спросить моего отца. Если он даст благословение, тебе будет и свадебное угощение.
Старик воскликнул:
– А вот и он, легок на помине!
Из скоморошьей будки вышел другой согнувшийся старик с еще более длинной бородой до пояса и суковатой дубиной. Приложив ладонь козырьком к глазам, он стал рассматривать странного гостя. Раёшник поклонился старику:
– Здравствуй, дедушка Ипат, с капустных гряд! Приехал к тебе гость чудной за большой бедой: сватает, видно спьяну, твою красавицу Светлану.
Старик ответил:
– А нет ли тут какого обману?
Немец с важностью взмахнул мечом и запел:
– Я могучий удалец, могу всех разорить вконец. У меня много полей и лесов…
Старик с гневом проревел:
– А у меня стая верных псов!..
Из скоморошьего домика послышался неистовый собачий лай.
Чужеземец стал топать ногами:
– Мне твои угрозы нипочем! Изрублю тебя мечом!
Старик поднял дубину:
– А ты лучше меня не замай, на чужой каравай рта не разевай!
Рыдель стал наступать:
– Вот тебе, старичина, получай для почина!
Он ударил старика по шапке мечом, а старик выпрямился, сразу вырос на целую голову и опять заревел:
– Теперь подставляй-ка мне спину!
Он стукнул рыделя дубиной по шлему, и тот опустился на землю с криком:
– Постой, постой! Не хочу я драться! Давай лучше целоваться!
Старик повернулся к толпе:
– Что же мне с гостем делать? Научите, братцы: не вписать ли его в святцы?
В толпе прокатился смех и крики:
– Не верь, не жалей! Не пускай на порог! Бей его промеж рог!
Раёшник подошел к старику, опять поднявшему дубину:
– Постой, дядя Ипат! Видишь, он уж и сам не рад! Пожалей гостя, чтоб ему не лечь на погосте! – И он стал подымать иноземца.
– Получил ты, рыдель, сполна за грехи! Вставай и откатывай: едут к нам другие женихи.
Послышался звон бубенцов, и на площадку верхом на палке с лошадиной головой въехал татарин.
Все скоморохи запели:
За татарином прошелся вокруг площадки «зверь-верблюд», покрытый полосатой холстиной. На нем сидела разряженная татарка со скошенными бровями. Ее две длинные косы волочились по земле. Верблюда изображали два скомороха, скрытые под холстиной. Они шли один за другим, причем задний положил руки на плечи переднего, который держал перед собой вырезанную из доски покачивающуюся голову верблюда, а второй скоморох вертел верблюжьим хвостом. Появление верблюда вызвало восторг и новые крики зрителей.
Все скоморохи запели:
Татарин остановился посреди площадки и обратился к толпе:
Девушка-скоморошка подбежала к татарину и упала перед ним на колени:
Татарка на верблюде вмешалась:
Раёшник стал кланяться татарину:
– Послушай, великий татарский хан! Все говорят, что ты владыка всех стран, а вот рыдель латинский тебя называет «царь свинский».
Татарин с гневом ответил, подпрыгивая на одном месте:
Он выхватил кривую саблю и бросился на немецкого рыделя. Тот на четвереньках уполз в сторону и стал громко выть, закрывая кулаками лицо.
Александр, задумчиво слушавший скоморошью потеху, неожиданно вмешался:
– Все вы гости дорогие, скоморохи удалые, приехали из дальних стран, чтобы нас поздравить, веселой песней позабавить. Прекратите драку и спойте теперь лучше что-либо веселое, сердечное.
