Рано утром отряды выступили ускоренным шагом и в два перехода дошли до реки Иргиз.
Степь зеленела свежими весенними побегами. Желтые и лиловые касатики (ирисы) и красные тюльпаны весело рассыпались по пескам равнины, обычно выжженной и мертвой. Солнце то грело ослепительными лучами, то пряталось за дождевые облака.
Река Иргиз была еще покрыта непрочным рыхлым льдом. Вода разливалась поверх льда, темные промоины и полыньи не давали войскам переправиться на другой берег.
Хорезм-шах приказал отрядам переждать, укрывшись в лощинах за камышами, иначе меркиты могут заметить их и уйти дальше в степные равнины.
Два дня войско отдыхало, не разводя костров. Во вторую ночь на небе появился непонятный свет. Небо, багровое, как раскаленные угли, не захотело окутаться мраком, и звезды не показывались. Казалось, вечерняя заря продолжалась до утренней зари.[74] Шейх-уль-ислам,[75] сопровождавший войско, объяснил это знамением Аллаха, предсказывающего сияние великой славы, которая ожидает хорезм-шаха Мухаммеда.
Когда река освободилась ото льда, разведчики нашли броды и все отряды переправились на другой берег.
Пустынная степь, кое-где покрытая холмами, тянулась безмолвная и загадочная. Руководясь едва заметными тропами, отряды уходили на восток. Они держались более скученно, уже готовясь к скорому бою.
В одной долине, среди каменистых гряд, виднелись черные юрты. Они, видимо, были брошены при поспешном бегстве. Войлок, женские одежды и старые ковры валялись вдоль дороги. Тут же лежал человек с двумя черными косами над ушами и желтым узкоглазым лицом. Его выцветшая, длинная, до пят, синяя одежда была иссечена. Дальше валялась двухколесная арба, упавшая набок.
Разведчики, поднявшись на холмы, знаками указывали в сторону. Войско повернулось, разворачиваясь полукругом.
Всадники перешли на рысь и снова сдержали коней. Перед ними расстилалась серая равнина, как будто усеянная темными тряпками. Конь, оседланный, но без всадника, бродил по равнине.
– Поле битвы! – сказали воины. – С помощью Аллаха вечного окончена их жизнь.
– Кто же помог их прикончить? Кто вырвал из наших рук добычу? Где их стада, их кони, верблюды?
Отряды направились через поле, усеянное трупами. Издали тряпками казались тела, изрубленные мечами, пробитые стрелами и копьями. Они лежали и одиночками и десятками. С некоторых была снята одежда и обувь.
Всадники рассыпались по полю, подбирая – кто оброненный меч, кто круглый щит или копье.
Хорезм-шах ехал по полю задумчивый, накручивая на палец завиток черной бороды. Его приближенные тихо переговаривались.
– Битва здесь шла упорная. Полегло несколько тысяч меркитов. Никому из них не давали пощады, раненых добивали…
Примчался всадник и крикнул:
– Я нашел живого меркита. Он может говорить.
Хорезм-шах пустил коня вскачь. За ним помчалась свита.
Меркит сидел у подножия холма. Возле него на корточках присели кипчаки и расспрашивали его. Голова у меркита была выбрита ото лба до затылка и залита кровью.
Хорезм-шах осадил коня.
– Что он говорит? Какого он племени? Кто их перебил?
Меркит со стоном и плачем стал рассказывать:
– Наш народ был великий народ, а его уже нет! Звался он меркиты. Наш хан был – Тукту-хан… Он бежал вместе с сыном, Холту-ханом, знаменитым охотником: никто вернее и дальше его не пускал стрелы. Оба хана говорили простым воинам: «Бегите вместе с нами от гнева краснобородого Чингисхана; он решил с корнем вырвать племя меркитов… На западе, позади соленых озер, до самого моря протянулись Кипчакские степи, там найдется место и для нас. Мы увидим много травы, любимой быками, и густые камыши; там стада наши снова станут тучнеть и размножаться. Кипчаки не откажут нам в милости и позволят нам есть с ними из одного котла и пить из одного бурдюка…» Так говорили ханы. Что нам осталось делать? Позади нас была смерть, впереди – приволье и радость. А за нами гнались два злобных пса, уставив носы в наш след. Этих псов натравливал старший сын краснобородого – Джучи-хан, и зовут этих псов: Субудай и Тохучар-нойон… [76] Мы бежали скоро, как могли… Мы хотели, чтобы следы наших коней затерялись в щебнистых гоби и в красных песках. Но кони отощали, копыта их потрескались, и не было больше у них прежней прыти… Как разъяренные, напали монголы[77] на нас. Нам некуда было спастись, когда на нас обрушились двадцать тысяч монгольских всадников. Река Иргиз разлилась, по ней плыли льдины, кони вязли в набухшей земле… Нет больше великого народа меркитов! Одни пали на этом поле, изрубленные монголами, других угнали в плен… Смеется рыжий Чингисхан, сидя на стопке войлоков в своей желтой юрте! Погибла древняя слава меркитов! Осталась живой только одна изменница из рода меркитов, молодая ханша, красавица Кулан! Чингисхан сделал ее своей последней женой…
Кипчаки стали кричать:
