Лучшие, испытанные кипчакские отряды бросились навстречу монголам. Те задержались лишь на несколько мгновений, чтобы прорубить себе проход, и понеслись дальше, к холму, где стоял Мухаммед.
– Коня! – заревел шах. – Коня! – И, не дожидаясь, пока его услышат, он проворно сбежал к подножию холма, где два конюха держали под уздцы гнедого жеребца с красным хвостом.
Шах вскочил на него и ринулся в степь. За ним устремились его приближенные, звеня доспехами, сбруей и бубенцами.
На холме остался смятый ковер с медными блюдами, золотыми чашками и рассыпавшимися сладостями. Ветер трепал конец пестрого шелкового достархана. Только один из приближенных шаха не успел скрыться. Это был седобородый Шейх-уль-ислам. Он свалился с коня, когда вся свита вскачь помчалась за Мухаммедом. Имам взобрался на холм, поправил ковер и опустился на колени. Порывшись в складках кисеи своего белоснежного тюрбана, он вытащил овальную золотую пластинку.
Когда к холму подскакали монголы, трое начальников и старый переводчик поднялись на его вершину. Один был молодой, с угрюмым лицом, черными глазами и узкой черной бородой. Конец ее, заплетенный косичкой, закинут за левое ухо. Второй – старый, грузный и толстый монгол со скрюченной правой рукой. Лицо пересечено наискось багровым шрамом, отчего один глаз зажмурен, а другой, выпученный, пытливо вглядывался во все окружающее. Третий – высокий, сухопарый, весь покрытый стальными латами. Это были старший сын Чингисхана Джучи и два уже прославившихся в Китае полководца – одноглазый Субудай- багатур и сухопарый Тохучар-нойон. Имам продолжал оставаться в молитвенной сосредоточенности, делая поклоны до земли. «Он – служитель бога», – сказал переводчик. Имам встал, сложил руки на груди и, согнув спину, мелкими шажками подошел к одному из монголов.
– Уже три года я верный слуга повелителя вселенной Чингисхана, – смиренно сказал он и протянул монголу золотую пластинку. – Каждый месяц я посылал с караванами письма к начальнику первого монгольского поста на большом пути в Китай. Теперь я прошу взять меня на службу к себе в монгольское войско. Я не хочу возвращаться в Хорезм…
Переводчик перевел слова имама. Джучи-хан небрежно взял золотую пластинку…
– Маленькая пайцза с кречетом… – заметил он, продолжая внимательно наблюдать за степью, где по всем направлениям скакали всадники. Он вернул золотую пластинку Шейх-уль-исламу и сказал:
– Нет! Ты нам нужен, пока ты греешься у сердца твоего государя. Поезжай обратно к твоему доверчивому шаху и посылай нам снова преданные письма.
И монголы тут же забыли об имаме. Схватка приближалась к холму. Туркмены Джелаль эд-Дина опрокинули монголов левого крыла, часть изрубили, остальных теснили в болото.
Все три монгольских начальника вскачь спустились с холма.
Бой продолжался до вечера. Туркмены и кара-китаи, перебросившись на левое крыло, атаковали монголов. Они бились отдельными отрядами. Монголы то рассыпались и, убегая, бросались в сторону, то внезапно поворачивали коней и стремительно нападали на преследовавших туркмен, чтобы снова после этого обратиться в бегство. С наступлением сумерек монголы разом умчались в свой лагерь.
Хорезм-шах вернулся на холм и провел там тревожную ночь. Вокруг улеглись кипчакские воины возле своих коней, привязав их арканами.
Вдали багровыми вспышками трепетало небо, отражая пламя монгольских костров. Огни пылали всю ночь. «Монголы готовятся к утреннему бою», – говорили кипчаки. Со всех концов степи доносились стоны и призывы о помощи – половина кипчакского войска ранеными и убитыми полегла в этой битве.
Джелаль эд-Дин убеждал хорезм-шаха:
– Отступать теперь, когда монголы не могли ничего поделать с нашим войском, – это погубить свою славу. Они сейчас укрепляются в лагере… Значит, нужно сейчас, этой ночью, подкрасться, напасть внезапно и их прикончить.
– Завтра я буду продолжать битву, – сказал Мухаммед, кутаясь в соболью шубу.
Когда косые лучи солнца побежали по степи и от холмов потянулись длинные тени, войско хорезм-шаха, снова выстроившись тремя частями, двинулось на монголов.
Но в их лагере, позади дымных костров, было пусто: в нем не оказалось ни одного монгольского воина. Валялись только трупы зверски зарубленных меркитов, да ковыляло несколько хромых верблюдов.
Посланный вдогонку за монголами отряд туркмен вернулся к вечеру.
– Монголы так быстро уходили на восток, что мы видели только уносившееся вдаль облако пыли.
– Они хорошие воины, я никогда еще не видывал подобных! – сказал хорезм-шах и приказал своему войску повернуть коней обратно.
– Это были передовые разведчики, – сказал шаху Джелаль эд-Дин. – Они вернутся с огромным войском. Сейчас надо идти за ними, следить, выяснить, что они готовят, и самим спешно готовиться к войне…
– Ты рассуждаешь, как неопытный юноша, – ответил Мухаммед. – Монголы никогда больше не решатся напасть на меня!..
Часть четвертая
Враги на границе
Глава первая
Монгольское войско готово к набегу
Этот царь отличался крайней жестокостью, проницательным умом и победами.
В верховьях Черного Иртыша, у подножья одинокого кургана среди зеленой степи, стоял желтый шелковый шатер. Он был отобран Чингисханом у китайского императора. Позади шатра стояли две большие монгольские юрты, обтянутые белыми войлоками; в одной юрте находилась последняя жена Чингисхана, молодая Кулан (дочь убитого монголами хана меркитов) вместе с маленьким сыном Кюльканом. В другой юрте помещались семь служанок – китайских рабынь.
Перед шатром на площадке горели огни на сложенных из камней жертвенниках. Между этими огнями
