– Татарин!.. Лазутчик!..
Василько бросился за ним, но не догнать! С другой стороны показался новый всадник. Впереди него пегий пес-волкодав.
«Опять враг? Нет, уж его не упущу…»
Всадник все ближе. Конь поджарый, стройный, идет спокойной тропотой. Пес зарычал и остановился. Всадник натянул повод.
– Кто идет?
– Гонец из Владимира. К великому князю Георгию Всеволодовичу.
– Попал как раз куда надо. Давно ли из Владимира?
– Давно. Уже дней пятнадцать. Пришлось кружить. Татары грозят отовсюду. Раза три от них отбивался. Только добрый конь выручил.
– Что слыхать о Владимире?
– Я выехал – Владимир еще стоял. А в пути уже ходили дурные слухи…
– Ужели пал Владимир?
– Да, говорят, сожжен! Рассказывают, небо три дня было красным…
Князь Василько опустил голову. Но лишь на миг. Он тотчас же очнулся:
– Сейчас, перед тобой, здесь проехал всадник. Я окликнул его, и он ускакал…
– Наш не ускакал бы! Это татарин, соглядатай! Берегись! Татары близко! И охнуть не успеем, как навалятся…
– Пойдем скорее к князю!
Глава двенадцатая
Буря бушует над Ситью
Торопка, приехав в лагерь гонцом из Владимира, встретил здесь земляков. Они рассказали, что отец его, Савелий Дикорос, был в боевом стане и уехал накануне с обозом за мукой, зерном и сеном. Остаться в лагере Торопке не пришлось. Князь Василько Ростовский поручил ему отправиться в сторожевой дозор, на перекресток дороги, ведущей от Сити к городу Мышкину.
– Твой конь что ветер легкий, – сказал князь Василько. – Если покажется татарский разъезд, скачи сюда, чтобы мы вовремя ополчились.
В лощине под высоким яром, среди наваленного грудами хвороста, тихо потрескивал небольшой костер.
– Время-то какое! Татары всюду так и шныряют, вынюхивают. Увидят в лесу огонь – разом налетят… Не успеешь и молитву прочесть, как без головы останешься!
Потому сторожа огородились хворостом и лесинами, чтобы ночью татары не приметили огня.
За яром стеной наступал густой вековой бор. Он тянулся далеко на север, как говорили охотники – до самого Студеного моря.[200] Сквозь этот бор можно ходить только звериными тропами, зная приметы и заговоры. Эти тропы веками прокладывало зверье и лесные чудища, лешие и кикиморы. Если ступить вправо или влево от тропы, там столько бурелому и такой сырой мох, что сразу провалишься по плечи…
У костра лежали четыре молодца, из тех, кому ни дождь, ни снег, ни буря-завируха, ни ведьмино заклятье – все нипочем! Завернутые в овчины и звериные шкуры, они подложили под себя еловые ветки, из ветвей же сделали косой навес и беспечно слушали песни зимней вьюги. Они жарили на углях тонкие ломтики конины. На сучьях рядом была растянута рыжая шкура коня, которого ратники поторопились прирезать на обед, пока он сам с голодухи не протянул ноги. Рядом с ними лежал Торопка, а возле него калачом свернулся верный Пегаш.
Все четверо дозорных – молодцы-удальцы, узорочье рязанское – ускользнули из-под Рязани от татарских арканов и стали сами своей четверкой воевать «вольными охотниками» в лесах, вылавливая отставших татар. Услыхав, что князь Георгий Всеволодович собирает где-то на верхней Волге войско, они прибежали к нему на охотницких лыжах. По его приказу они были поставлены сторожевыми дозорными на этом яру, на глухой дороге.
Князь дал им доброго коня, чтобы, в случае тревоги, быстро сообщить в лагерь. Князь не выделил для коня корма, – добывайте себе сами запас как знаете! А кругом ни стога, ни болотных камышей! Поэтому сторожа решили положиться на свои верные ноги и легкие, прочные лыжи, а коня съели.
Дозорные коротали время, рассказывая о подвигах богатырей, о чудесах муриев и колдунов. В этот дозор попал Торопка. Он слушал рассказы и косился на рыжую шкуру коня, боясь, как бы и его гнедой не испытал такую же участь.
– Как-то, – рассказывал один, – идут по лесу мужики и видят, плетется маленький горбатый старичок и тащит вязанку дров в десять раз его больше. «Зачем, стар-человек, в лесу дрова тащишь? Дров-то кругом сколько хочешь!» – «Знать, так нужно, я родную землю спасаю. Я на татар с поленьями воевать иду». – «Как же ты, чудной, воевать поленьями будешь?» И вдруг в этот миг налетели татары. Тут горбатый старичок рассердился, бросил вязанку на землю и стал дровами кидать в татар. Бросит полено – воин встает, бросит другое – войско наступает. В трубы играют, в барабаны бьют, мечами машут. Набросились молодцы на татар и всех как косой скосили… Верные люди говорили: этот горбатый старичок уже пришел на Сить воевать с татарами…
– А еще пришел сюда мужик, – рассказывал другой дозорный. – Борода у него длинная, а усы как у сома, он их за уши закручивает. Так он хвалился, что может бурю, и дождь, и вёдро, и ростепель заговорами призывать. Ему все мурии, и белые и черные, послушны. «Призову, – говорит, – муриев, они татар заморозят, снегом засыплют, – тут им и смерть придет. Русских же людей, хрестьянских, мурии не тронут, потому заклятие подходящее знают». А звать этого ведуна – Барыба…
