Глава третья
Рассказ Тамберды
Осенью этого крайне засушливого года Бату-хан наконец решил двинуться со своей многотысячной ордой на запад, «на закат солнца», для давно им задуманного покорения «второй части Вселенной».
Перед важными решениями Бату-хан обыкновенно ни с кем не советовался, а сразу объявлял ближайшим помощникам свой приказ. Так и теперь. Но сперва он долго расспрашивал тех своих багатуров, которые недавно проезжали по кипчакской степи, вылавливая там пастухов или неосторожных путников. Он хотел заранее узнать и понять, что происходит в великой степной равнине, через которую скоро придется двинуться всему его войску.
Один из сотников, расторопный и смелый Тамберды, по приказу Бату-хана побывал в Шарухани, видел там хана Котяна, был им обласкан и узнал многое. Но Тамберды с большим трудом выбрался из Шарухани и, встревоженный, примчался обратно к Бату-хану.
Тамберды рассказывал:
– Во всей куманской степи теперь идет крайняя сумятица. Все куманские племена, раньше кочевавшие там мирно и свободно, теперь переходят с места на место и гадают: что им делать и куда податься? Они всего боятся, никому не верят и говорят, что татары, когда-то разгромившие соединенные войска урусов и куманов в битве при Калке, теперь хотят окончательно добить их, куманов, и отнять все их стада, богатства и особенно коней, нужных им для задуманного Бату-ханом похода на «вечерние страны». Всех же куманов, говорят, Бату-хан сделает своими конюхами и пастухами.
– Верно! – прервал Бату-хан. – Всех куманов давно следует подогнуть под мое колено и запретить им прикасаться к мечу.
– Что ты прикажешь мне дальше делать? – спросил Тамберды.
– Ты немедленно вернешься обратно и скажешь хану Котяну, что я повелеваю ему прибыть сюда, а его войску ждать нас и быть готовым выступить следом за моим доблестным войском. Не теряй времени! Завтра ты должен быть уже далеко!
Когда некоторое время спустя Тамберды вернулся, Бату-хан призвал его к себе. Вид у сотника был подавленный.
– Ну, что делает главный, самый сильный и вредный куманский хан Котян? – спросил Бату-хан. – Почему он до сих пор не приехал ко мне и не объявил на коленях о своей преданности? Он бы мне теперь пригодился!
– Вай! Вай! Я уже не застал хана Котяна в Шарухани! На истоптанной земле валялись остывшие угли костров, я видел отверстия от шатровых кольев, которые еще не успело засыпать землей, я видел голодных собак, бродивших в поисках пищи, но не видел никого из тех, кто мог бы мне рассказать, куда ушел хан Котян со своими кочевниками.
Бату-хан слушал не прерывая, но лицо его все мрачнело и пальцы быстро шевелились. Тамберды знал, что это один из признаков великого гнева Бату-хана. Он упал на четвереньки, охватив голову руками, а Бату-хан несколько раз сильно ударил пяткой его склонившуюся голову.
– Как ты прозевал это? Отчего так поздно рассказал мне все? – прошипел Бату-хан. – Я бы успел схватить и раздавить Котяна!
– Где мне было говорить с тобой! Ты всегда знаешь все раньше и больше нас всех, – простонал Тамберды под тяжелой ногой Бату-хана. – Ты великий, всезнающий!
Бату-хан задумался. К нему подошел любимый, всегда добродушный хан Менгу и, спокойно сняв ногу Бату-хана со спины Тамберды, опустил ее на ковер.
Бату-хан мрачно молчал и продолжал быстро шевелить пальцами. Но хан Менгу хорошо знал, чем лучше всего можно успокоить рассерженного монгольского владыку и вернуть ему «веселое сердце». Он тихо приказал стоявшему у входа в шатер тургауду немедленно привести из соседней юрты сказочника и певца былин, улигерчи.
Улигерчи, старый, сутулый, с седой реденькой бородкой, быстро явился. Поклонившись, он без шума уселся на ковре у ног Бату-хана, слегка проводя пальцами по струнам своего хура.
Бату-хан впился глазами в певца.
– Спой мне, мой старый верный спутник, о том, что меня мучает, что непрерывно жжет мое сердце! Ты сумеешь помочь мне!
Улигерчи набрал в грудь воздуха и стал тянуть такую длинную и монотонную песню, подыгрывая на хуре, что казалось, будто он поет не переводя дыхания.
