— Спасибо за цветы, — гордо сказала я.
— Какие цветы? — спросил он. — Не говорите вы об этих цветах.
— Я только хотела поблагодарить вас за них, — сказала я.
Он пожал плечами и отвечал:
— Я не вас люблю, раба.
Нет, не меня он любит, нет. Я и не ждала этого, его слова меня не разочаровали. Но я могу видеть его каждый вечер, он садится только за мой столик, и я подаю ему пиво. Приходи снова, Владимир.
На следующий вечер он пришёл очень поздно. Он сказал:
— Много у вас денег, раба?
— Нет, к сожалению, — отвечала я. — Я бедная девушка.
Он посмотрел на меня и, улыбаясь, сказал:
— Вы не так меня поняли. Мне надо немного денег до завтра.
— Кое-что у меня есть, дома у меня есть сто тридцать крон.
— Дома, не здесь? Я отвечала:
— Подождите четверть часика и пойдёмте со мной, когда здесь закроют.
Он подождал четверть часа и пошёл со мной. «Ровно сто крон», — сказал он. Он шёл всё время рядом со мной, а не впереди или позади, как это часто делают важные господа.
— У меня всего лишь каморка, — сказала я, когда мы остановились у моего дома.
— Я не пойду с вами, — отвечал он. — Я подожду здесь.
Он остался ждать.
Когда я спустилась, он сосчитал деньги и сказал:
— Здесь больше ста крон. Десять крон я даю вам на чай. Да, да, слышите, непременно десять крон на чай.
Он протянул мне деньги, пожелал покойной ночи и ушёл. Я видела, как он остановился на углу и подал монету старой хромой нищенке.
V
На следующий вечер он сожалел, что не может заплатить мне долг. Я благодарила его за то, что он не может этого сделать. Он прямо признался, что прокутил их.
— Что поделаешь, раба! — говорил он улыбаясь. — Сами знаете: жёлтая дама!
— Почему ты зовёшь нашу кельнершу рабой? — спросил один из его друзей. — Сам ты больше раб, чем она,
— Пива? — спросила я, прервав их.
Скоро явилась жёлтая дама. Т*** встал и поклонился. Он поклонился так низко, что волосы упали ему на лицо. Она прошла мимо, села за пустой столик, но прислонила к нему два повёрнутых стула. Т*** сейчас же подошёл к ней, взял один из стульев и сел. Минуты через две он встал и сказал громко:
— Хорошо, я уйду. И никогда не приду больше.
— Благодарю вас, — отвечала она.
Я не чуяла под собой ног от радости, побежала к буфету, что-то там говорила. Должно быть, рассказывала, что он к ней никогда больше не вернётся. Обер-кельнер проходил мимо, он сделал мне строгий выговор, но мне было всё равно.
Когда кафе в двенадцать часов закрылось, Т*** проводил меня до дому.
— Дайте мне пять из тех десяти крон, что я дал вам вчера, — сказал он.
Я хотела отдать ему все десять, и он взял их, но сейчас же дал пять на чай, несмотря на моё сопротивление.
— Я сегодня так счастлива, — сказала я. — Если бы я смела просить вас зайти ко мне… Но у меня всего лишь каморка.
— Я не пойду к вам, — отвечал он. — Спокойной ночи.
Он ушёл. Опять он прошёл мимо старой нищенки, но забыл подать ей, хотя она сделала ему книксен. Я подбежала к ней, дала ей мелочи и сказала:
— Это от господина, который сейчас прошёл, от господина в сером.
— От господина в сером? — спросила старуха.
— Да, у которого чёрные волосы. От Владимира.
— Вы его жена?
Я ответила:
— Нет. Я его раба.
VI
Несколько вечеров подряд он говорил с сожалением, что не может отдать мне деньги. Я просила его не огорчать меня так; он говорил это так громко, что все слышали и многие смеялись над ним.
— Я негодяй и мошенник, — говорил он. — Я занял у вас деньги и не могу вернуть их вам. За пятьдесят крон я бы дал отрубить себе правую руку.
Мне было больно слышать эти слова, и я всё думала, как бы достать денег, но достать было негде.
Ещё он говорил мне:
— Если вы спросите меня, как вообще мои дела, то жёлтая дама уехала со своим цирком. Я забыл её. Даже и не думаю о ней.
— И, однако, ты сегодня снова написал ей письмо, — сказал его друг.
— В последний раз, — ответил Владимир.
Я купила розу у цветочницы и приколола ему к петлице с левой стороны. Всё время я чувствовала его дыхание на своих руках, и у меня еле хватило сил воткнуть булавку.
— Благодарю вас, — сказал он.
Я забрала из кассы те несколько крон, которые у меня ещё оставались, и отдала ему. Это была такая малость.
— Благодарю вас, — сказал он опять.
Весь вечер я была счастлива, пока Владимир не сказал вдруг:
— На эти кроны я уеду на неделю. Когда я вернусь, я отдам вам ваши деньги.
Заметив моё волнение, он добавил:
— Я люблю только вас! — И взял меня за руку.
Я была потрясена: он уезжает и не хочет сказать куда, несмотря на мои расспросы. Всё кружилось передо мной — кафе, люстры, посетители, я не могла это выдержать и схватила его за обе руки.
— Через неделю я вернусь к вам, — сказал он и встал. Я слышала, как обер-кельнер сказал мне:
— Вы будете уволены.
«Пожалуйста, — подумала я. — Что из этого? Через неделю Владимир вернётся ко мне!» Я хотела поблагодарить его за это, обернулась — его уже не было…
VII
Через неделю, вернувшись домой вечером, я нашла от него письмо. Он писал так безутешно, он рассказывал, что поехал за жёлтой дамой, что он никогда не сможет вернуть мне мои деньги, что нужда совсем одолела его. И снова бранил себя за душевную низость, а под письмом было подписано: «Раб
