система образования должна научиться производить на свет нечто иное?
Нужна ли современному обществу личность, наученная не думать, а вбирать информацию, чтобы затем выдавать ее на-гора? Дети, которых мы учим сегодня, станут взрослыми через десять-двадцать лет. И будут ли они, напичканные давно устаревшей информацией, обладать навыками и способностями, необходимыми в том будущем мире, опережающем нынешний лет на двадцать? Какова будет цена работнику, умеющему только поглощать и отрыгивать информацию? Очевидно, что компьютеры справятся куда лучше – они уже сегодня делают это быстрее нас. От человека потребуется не информация, а умение ею пользоваться.
Итак, заглядывая в будущее наших детей, мы понимаем, что гораздо полезнее надуманных псевдофактов вчерашнего дня для них окажется умение обращаться с информационными системами нового времени. И чувствовать себя как рыба в воде в таком будущем сможет лишь тот ребенок, которому сегодня дают возможность изучать разнообразные источники информации, учиться понимать ее значение и приобретать навыки ее обработки и преобразования.
Смешно и грустно, что сами дети, если им не мешать, стремятся именно к такому знакомству с информацией. Они отрываются от этого занятия, только когда родители принимают суровые меры: отводят в школу, заставляют сидеть смирно, затыкают рот, принуждают слушать и запоминать отдельные фрагменты знания. Информацию на вход, информацию на выход – все как в компьютере. Только вот компьютеры-то принимают и передают информацию быстрее и с большей точностью. К тому же не нуждаются в сне, перерыве на обед или отпуске.
К счастью, существует то, что отличает ребенка от компьютера и отнюдь не сводится к способности хранить информацию. Человеческий интеллект целостен. Он способен не только воспринимать биты информации, но и устанавливать между ними взаимосвязи. Но вот учим ли мы этому в школе? Разве можно научить этому там, где двенадцатилетний ребенок сидит в обществе одних только двенадцатилетних и изучает одну только геометрию? Причем государство требует, чтобы соответствующий тест продолжался от звонка до звонка – ровно пятьдесят минут? Неужели ребенок таким вот образом изучает взаимосвязи всего сущего? Или он все-таки привыкает изучать информацию, отвлеченную от всего сущего? Учим ли мы ребенка мыслить, задействуй все его возможности, или просто преподаем ему ограниченный набор знаний преимущественно рассудочного характера? Так стоит ли удивляться, что дети нередко чувствуют себя в подвешенном состоянии? Ведь мы сами прививаем им подобную оторванность, отдавая предпочтение одной узкой области знания перед всеми остальными.
Но давайте рассмотрим и другую возможность. Представим себе ребенка как целостную личность – ребенка, который пусть и не завершил еще своего развития, но легко ориентируется в собственных мыслях и ощущениях, пытливо исследует свои внутренние и внешние способности, остро чувствует социальную среду, в которой живет. Давайте же создадим для таких детей благоприятную атмосферу, подарим свободу выражать себя и доверим ответственность за их обучение им самим. Давайте организуем для них учебные сообщества, в которых ученик будет сам руководить процессом своего образования без нажима со стороны, без угроз или убеждений – чтобы в класс ребенка приводил интерес, а не принуждение, чтобы он нес ответственность за свою учебу и располагал свободой, естественно вытекающей из этой ответственности. А кроме того, давайте вместе с детьми исследовать жизнь во всех ее проявлениях, иначе мы перекладываем на детские плечи остатки своих былых страхов.
Дети сами заявляют о своих образовательных потребностях. Нужно только не мешать этому, давя авторитетом, прибегая к устрашению, а то и неприкрытым угрозам насилия. Если мы позволим детям самим управлять своим обучением, то такое самоуправление само по себе станет частью воспитания. К сожалению, в условиях современной школы, где информация насильно впихивается в пассивных учеников, это в принципе невозможно.
Способность к самоуправляемому обучению заметна у самых маленьких детей невооруженным глазом. Но когда дети становятся чуть старше, у них помимо интересов развиваются еще и умственные способности, достаточные для того, чтобы подвергнуть сомнению наши истины. Вот тут-то как раз и приезжает большой желтый школьный автобус, который забирает детей от нас.
Многие родители с готовностью отправляют своих чад куда подальше, сами отбывают в другом направлении, и пути их почти не пересекаются. Это большая загадка – куда исчезают дети, куда исчезают родители и что творится у них дома, пока те и другие отсутствуют.
Идея отправлять детей в некое богоугодное заведение, где их будут учить посторонние люди по программам, составленным политиками и высоколобыми теоретиками, сама по себе столь несуразна и оторвана от реальных потребностей ребенка, что остается только удивляться, как она ухитрилась воплотиться в жизнь. Почему мы позволяем так поступать с нашими детьми? Многие из нас соглашаются в надежде на то, что это пойдет им на пользу. Другие возражают, протестуют, но отступают под угрозой штрафа или тюрьмы. В конце концов, позволяем же мы отправлять куда подальше самих себя – убываем на службу, где вверяемся чужому попечению. Так отчего же нам видеть в подобной участи что-то дурное для своих детей?
Мир, в котором мы живем, несет на себе печать раздробленности. В нем все раздроблено – организации, где мы работаем, наши школы, наше общество. И тем не менее мы должны найти способ воспитать целостного ребенка, который сможет без страха войти в будущее, который будет способен мыслить и принимать решения в нестандартных и ответственных ситуациях.
Ребенку нужна наша любовь, поддержка, мудрость, отраженная в нашем образе жизни, работе, в нашем общении с людьми. Вряд ли мы принесем пользу детям, если не уясним прежде своей собственной раздробленности. Возможно, мы были как раз такими детьми, которых на желтом школьном автобусе отправили зазубривать факты и цифры, получать похвалы и наказания, сдавать экзамены и участвовать в общественных мероприятиях. И как же мы, продукт отвлеченного образования, собираемся руководить своими детьми, чтобы дать им образование целостное? Мы ведь даже толком не знаем – уж так нас учили – что такое целостность.
Пока ребенок в восемнадцать лет не обретет самостоятельности, родители удовлетворяют его основные материальные потребности. Таковы наши обязанности, ведь мы дали ребенку жизнь и взяли на себя ответственность за него. Мы связаны узами родства, а потому заботимся о детях материально – кормим, одеваем, предоставляем крышу над головой. Нужны ли мы в каком-либо ином качестве детям школьного возраста? Нужны ли мы в качестве посредников для восприятия мира?
Мы хотим для своих детей всего самого лучшего. Хотим защитить их от неудач и поражений, увеличить их шансы на счастье и успех. Но знаем ли мы, что нужно для этого делать?
Мне нередко приходилось слышать, что детям одаренных родителей нужны особые условия развития. Что же тогда получается? Если я считаю себя одаренным родителем, то резонно ожидать, что мое чадо тоже одарено, что оно пойдет по моим стопам и ему понадобится все то, что всегда было нужно мне. Без сомнения, мы, родители, одарены все без исключения! И мы с трех лет принимаемся учить ребенка играть на скрипке, чтобы он начал пораньше. «Ты должен достичь всего того, чего достиг я!» (А часто, увы, и того, чего я не достиг). Такое насилие – первая предпосылка нездоровых взаимоотношений с ребенком.
Но откуда же ребенок узнает о существовании скрипки, если его с ней не познакомить? Если скрипка вдруг оказывается под рукой, это нельзя назвать навязыванием. Иное дело, когда в придачу к ней каждый четверг в три часа на сцене появляется учитель музыки и вы, отбивающий ногою такт в ожидании, когда у ребенка проснется интерес. Ожидание превращается в принуждение. Ребенок открывает для себя не скрипку, а одни лишь родительские ожидания.
Но ведь возможно и обучение без принуждения. Оно происходит в среде, которая чутко откликается на поведение ребенка, когда ученик приобретает знания без конкретных руководящих указаний. Дети интерактивны, они общаются и постоянно впитывают информацию. Простой акт открытого восприятия и искреннего, непосредственного отклика, который не освобождает ребенка от ответственности, но и не давит на него авторитетом, пробуждает к жизни все его возможности. И важна здесь не столько информация, концепция или навык, сколько само взаимодействие, поиск общего языка в общении. Как показывает опыт, это не так уж мало: этого оказывается достаточно.
Подготовка неудачников
Детство умирает, и его труп называют «взрослым». Этот труп «входит в общество» – так у нас деликатно называют ад. Вот почему мы страшимся детей, даже если любим их: они показывают нам
