— Право же, милорд, в этом нет необходимости. — Она улыбнулась. — Благодарю вас, что помогли мне с Софией. Когда-нибудь вы станете замечательным отцом.
— Благодарю, дети — это не для меня. — Пятна тусклого румянца выступили на его щеках. — Я ничего не имею против них, если они похожи на вашу дочку. Но младенцев не люблю. — Он поморщился. — Они так вопят.
Вспомнив, как относился Джеффри к младшим сестрам и братьям, Люсинда покачала головой.
— Вы скоро привыкнете, дети быстро растут. Уонстед остановил взгляд на ее губах, дыхание его участилось.
— Софии повезло, — тихо произнес он.
— Она очень милая, — прошептала Люсинда.
Он положил руку ей на плечо, рука была горячей и, казалось, прожгла ее насквозь.
— Я знаю, миссис Грэм, каких усилий вам стоит сохранить вашу семью. Вы на правильном пути.
Его губы — чувственные, зовущие, мягкие, как бархат, — были совсем близко от ее губ. Она попыталась посмеяться над его похвалой, но смогла лишь улыбнуться. Темный завиток волос упал на его широкий лоб. Ей захотелось откинуть этот завиток с его лица, разгладить его лоб, прижаться губами к его щеке. Но Люсинда лишь прерывисто вздохнула.
— София — моя радость, и от этого жизнь кажется мне не такой тяжелой.
— Вы могли бы многое принести в жертву тому, кого любите.
Она покачала головой.
— Возможно, не знаю. Знаю лишь, что должна заботиться о Софии.
Он придвинулся ближе, обдав горячим дыханием ее губы. Ее охватило желание.
Время, казалось, остановилось.
Господи, что она делает? Люсинда отскочила.
Уонстед вопросительно наклонил голову.
— Вы не можете отрицать, что нас влечет друг к другу.
— Будем считать, что это ошибка, милорд. — Она смотрела на него из-под опущенных ресниц. Ведь она вела себя ничем не лучше блудницы, а теперь отвергала его.
Он пришел в замешательство и резко поклонился.
— Прошу прощения, я неправильно истолковал ситуацию.
Единственное, чего Люсинда хотела, — спокойно жить с Софией. Но сама лишила себя покоя, то и дело совершая опрометчивые поступки.
— Прошу вас, не нужно никаких объяснений. По моей вине произошло недоразумение.
Люсинда виновата в том, что вышла замуж за Денби, в том, что у нее не хватило храбрости во всем разобраться. Но не убеги она от мужа, не встретилась бы с лордом Уонстедом.
— Не будем искать виноватых, — произнес Уонстед, кривя губы. — Впредь постараюсь вам не навязываться.
Люсинда промолчала, как ни горько ей было это слышать.
— Но наш договор по-прежнему остается в силе, миссис Грэм?
Что он имеет в виду?
— Вы вернетесь в комитет как представитель Грейнджа? Я сказал викарию, что вы вернетесь.
— Да, наш договор остается в силе, — прошептала Люсинда.
— Я рад. — Он крепко сжал ее руку и поднес к губам. Люсинду бросило в жар, голова закружилась. Какая же она дура!
— Благодарю вас, — произнес Уонстед.
— Всего хорошего, милорд. — Она указала на дверь.
— Всего хорошего, миссис Грэм. Буду ждать шахматной партии в среду.
С этими словами Уонстед вышел.
Люсинда не двинулась с места, пока стук копыт не затих вдали. Потом вернулась в гостиную и в полном изнеможении опустилась на диван. Это нужно прекратить. Сегодня же. Но почему у нее так хорошо на душе? Почему она счастлива?
Одна партия в шахматы. Что в этом дурного, если она ясно даст понять лорду, что они могут быть только друзьями? А он согласился предоставить для проведения праздника свою землю только потому, что она его попросила.
Когда праздник пройдет, она разорвет их договор.
— Джевенс сказал, что я найду вас здесь, миссис Грэм. Люсинда резко обернулась.
— Лорд Уонстед.
Великолепный темно-синий сюртук и накрахмаленная белая рубашка выгодно подчеркивали его суровые, строгие черты.
— Я не знала, что вы дома. Мистер Джевенс сказал, что вы не будете возражать, если я выберу себе книгу из вашей великолепной библиотеки.
— Большую часть книг собрал мой дед. Вы нашли что-нибудь себе по вкусу?
Она показала ему томик в зеленой кожаной обложке. «Макбет».
— А, Шекспир. Конечно. Вы говорили, что любите его пьесы.
Запомнил.
— Надеюсь, вы не возражаете?
— Пожалуйста, берите что хотите. Мне жаль, что столько книг пропадает без пользы.
— А вы их не читаете?
— Читаю. — Он озорно улыбнулся. — Но предпочитаю шахматы.
Она ничего не ответила, а он подошел к окну и посмотрел на изгиб обсаженной деревьями аллеи.
— Мой предок выстроил эту часть дома в шестнадцатом веке.
Тема довольно безобидная.
— И с тех пор дом принадлежал вашей семье?
— Да. Нам удалось выжить во времена Генриха Восьмого и Кромвеля. — Он повернулся к ней; улыбка придала его лицу сурового воина совершенно юношеский шарм.
— Действительно, повезло. — Предки самой Люсинды сохранили верность Стюартам и потеряли все, пока Реставрация не вернула им утраченное. С каким удовольствием она рассказала бы ему историю своей семьи, поделилась бы гордостью за своих праотцев. Она сплела пальцы. — Вы зачем-то искали меня, милорд? Я закончила наши дела с миссис Хобб.
Он выгнул бровь.
— Мне хотелось бы узнать ваше мнение об одном деле, требующем вкуса и здравого смысла. Кажется, вам дано в избытке и то, и другое.
— Мне, милорд?
— Да. Пойдемте со мной. — Он направился к двери напротив той, в которую она вошла.
— Куда мы идем? — Люсинда едва поспевала за Уонстедом.
— Поспешите, — бросил он через плечо.
Сгорая от любопытства, Люсинда подхватила юбки и побежала за ним по коридору, увешанному портретами в жестких гофрированных воротниках времен Тюдоров или в струящихся кружевах времен Стюартов; был среди них и некто сурового вида в черном с ног до головы. Без сомнения, сторонник Кромвеля.
Уонстед исчез в конце коридора, соединявшего дом эпохи Тюдоров с более новым крылом. Запыхавшись, Люсинда спросила:
— Что…
— Сюда. — Он распахнул дверь в одну из комнат. Это спальня? Люсинда попятилась.
— Извините, милорд, но мне пора домой.
Он заглянул в комнату и перевел взгляд на Люсинду.
— У вас слишком богатое воображение, миссис Грэм. Люсинда почувствовала, что краснеет. Неужели он догадался, что после пикника она только и мечтает о том, чтобы он снова прижался к ней всем телом? Знает ли он, что она была разочарована, поскольку ей показалось, что его поцелуй был не таким страстным,
