свое неодобрение террористических действий на территории иностранных государств, предоставлявших безопасное убежище представителям российского революционного подполья(137). Несмотря на это, многие русские радикалы, не имея возможности нападать на царскую администрацию и богачей у себя в стране, планировали и время от времени приводили в исполнение покушения на российских политических деятелей и чиновников, находившихся за границей, а также на членов императорской семьи, живших или путешествовавших по Евро-пе(138). Они также были всегда готовы прибегнуть к силе против любого, подозреваемого в связях с полицией, в том числе против бывших своих соратников, пытавшихся спрятаться за границей от революционной мести(139). Многие эти революционеры переносили свою ненависть к правящим кругам и аристократическому обществу в России на высшие слои общества в Европе. Все чаще они сосредотачивали свои усилия на борьбе с лицами, которых считали ответственными за тяжелые социально-политические условия в монархических государствах, особенно в Германии и в Габсбургской империи, в Болгарии и в Турции. Это интернациональное стремление к освобождению порабощенных масс привело, например, некоторые русские анархистские группы и отдельных экстремистов за границей к планированию убийства германского императора Вильгельма в 1903, 1906 м 1907 годах(140).
Русские экстремисты, живя в консервативных европейских государствах, также использовали свое относительно безопасное положение для подготовки актов экспроприации. Так, в Австрии эсеры и анархисты обучали специальных агентов для проведения экспроприации в России(141). Но русские радикалы совершали политические грабежи и в приютивших их странах. Например, известный боевик, большевик
Камо (Семен Тер-Петросян) готовился ограбить Банк Мендельсона в Берлине, используя при этом бомбу(142). Группа анархистов в Турции планировала в 1907 году «грандиозную экспроприацию» нескольких миллионов рублей — вероятно, речь шла о нападении на богатый православный монастырь на Афоне(НЗ). И наконец, несколько отдельных экстремистов использовали в погоне за быстрым обогащением шантаж и вымогательство, часто от имени несуществующих организаций, таких, как «Внепартийные эмигранты города Вены»(144).
Интересно отметить тот факт, что русские радикалы не ограничивались в своих действиях территориями стран с консервативными политическими системами, но совершали акты насилия и в либерально-демократических и республиканских государствах, таких, как Англия, Франция и Швейцария. В этом они резко отличались от своих предшественников — народовольцев, которые принципиально отрицали терроризм при демократическом строе, что они и сформулировали в своем известном письме- соболезновании по случаю убийства американского президента Джеймса Гарфилда в сентябре 1881 года (145). Это позволяет предположить, что по крайней мере для некоторых экстремистов нового типа, в частности, практически для всех анархистов и революционеров с неопределенной идеологией, заявления об их борьбе с деспотическим режимом в России и за границей были не совсем искренними или по меньшей мере не являлись главным мотивом их террористических действий.
Особенно откровенными в описании своей позиции были анархисты. «Не все ли равно мне было, в какую буржуазию бросить бомбу? — спрашивал Владимир Лапидус (Стрига) в письме к товарищам перед своей смертью в мае 1906 года при взрыве бомбы в < Венсенском лесу под Парижем. — …мстить подлой буржуазии, где бы она ни была»(146). В соответствии с этим он подумывал бросить бомбу в ресторан, который посещали богатые аристократы(147). Имеются сведения, что в Брюсселе анархисты хотели отомстить за депортацию из Бельгии нескольких своих товарищей, убив министра юстиции этой страны, в то время как 1 во Франции некоторые революционеры, скорее всего — анархисты, готовили террористический акт против французского премьер-министра Жоржа Клемансо, сняв квартиру в его доме и собирая сведения о его привычках и распорядке дня, а также занимаясь сбором денежных средств для проведения этой операций 148). Начальник представительства Охранного отделения в Париже к весне 1906 года собрал достаточно информации, чтобы заподозрить группу русских анархистов в подготовке нападения на один из трех объектов: парижскую биржу (чтобы наказать капиталистов за содействие недавнему французскому займу России), полицию (которая арестовала шестьдесят русских во время первомайской демонстрации) или российское посольство и консульство в столице Франции(149).
Французское правительство, естественно, было озабочено случаями кровопролития, часто происходившими во время собраний русских эмигрантов-революционеров в Париже; один раз, например, взрыв бомбы ранил несколько человек, в том числе двух полицейских(150). Как и их товарищи в России, за границей анархисты оказывали вооруженное сопротивление представителям местных властей при обысках и арестах; в одном случае известный террорист Зелигер-Соколов смертельно ранил комиссара полиции и полицейского при сопротивлении аресту в Генте(151). Отдельные русские радикалы неопределенных направлений, не принадлежавшие ни к каким партиям, тоже совершали теракты; например, революционер по имени Яков Лев открыл стрельбу по французским солдатам в Париже 1 мая 1907 года(152).
Излишне подчеркивать, что анархисты не испытывали никакой благодарности за гостеприимство по отношению к принявшим их странам и совершали акты экспроприации, часто уносившие жизни невинных людей. Анархист Ростовцев, убежавший за границу из русской тюрьмы, попытался ограбить банк в Монтро, при этом он убил нескольких прохожих, и швейцарской полиции едва удалось спасти его от линчевания возмущенной толпой местных жителей(153). Анархисты в Женеве, Лозанне и других швейцарских городах (равно как и их товарищи в Англии и Франции) также страстно желали урвать себе часть богатств западного буржуазного общества путем экспроприации. Они также иногда занимались вымогательством денег у богатым русских граждан, живших за границей, кстати, даже у тех, кто сочувствовал делу революции(154).
В поисках новых источников доходов русские экстремисты показали себя находчивыми и беззастенчиво нещепетильными. Так, в 1906 или 1907 году неизвестная группа русских радикалов направила владельцам казино в Монте-Карло письмо с угрозой убийства и требованием выдать им двадцать тысяч рублей(155). В Брюсселе анархисты конфисковали три тысячи франков у бельгийского революционера(156). И наконец, один анархист признался в том, что он ограбил в Ницце знаменитого русского певца Федора Шаляпина, хотя последний был известен как сторонник революции и в антиправительственных кругах его превозносили за исполнение антимонархических и революционных гимнов на сцене русского! императорского театра(157).
Как и анархисты, отдельные экстремисты и радикалы 1 в эмиграции были ответственны не только за вымогательные письма, так называемые «мандаты», посылавшиеся из-за границы богатым людям в Российской Империи(158), но и за кровавые грабежи в Лондоне (в том числе Tottenham outrages 23 января 1909 года) и в других европейских городах, приводивших к жертвам среди местной полиции и населения. В числе этих жертв были дети, и неудивительно, что реакцией европейского общества и даже многих русских политических эмигрантов часто было возмущение против такого неразборчивого применения насилия(159). По словам Надежды Крупской, описавшей в мемуарах свою жизнь с Лениным в Швейцарии — этой наиболее терпимой и гостеприимной европейской стране, — в 1907 году в Женеве в повергнутом в ужас обществе «все только и говорили о русских экспроприаторах». Большой процент среди тех, кто занимался политическими грабежами, составляли лица кавказского происхождения, и вид одного из грузинских друзей Ленина вызвал крик ужаса у его квартирной хозяйки, захлопнувшей дверь прямо перед носом «живого экспроприатора» 160).
Российское правительство пыталось использовать эти настроения для развития международного сотрудничества в борьбе с революционерами. Эти попытки были сравнительно удачными, поскольку даже правительства демократических стран стояли перед лицом угрозы терроризма, главным образом со стороны анархистов. Уже в 1904 году несколько европейских правительств заключили соглашение о совместных действиях против анархистов и начали сотрудничать в борьбе с контрабандой оружия и взрывчатки(161). В то же самое время, однако, под давлением влиятельных социалистических и либеральных кругов разных стран правительственные чиновники даже в консервативной Германии и Австро-Венгрии (не говоря уже о более либеральных режимах) часто не хотели помогать российскому правительству, особенно в случаях требования выдачи бежавших заключенных и известных убийц, связанных с экстремистскими социалистическими организациями(162). В глазах европейского общества и многих представителей западных официальных кругов русские радикалы были борцами за свободу, то есть правой стороной в борьбе с деспотическим и варварским режимом на своей родине, пусть даже они и использовали недопустимую тактику. Вместе с британским государственным деятелем Дж. Ремзи Макдональдом многие из
