отступать. Применили они и мантелеты — щиты, которые несли над своими спинами сразу несколько солдат; но снайперы на крепостных стенах всаживали снаряды в неприкрытые ноги «многоножки» — нападающие и их машины падали в ров с водой, обагряя земляные валы длинными полосами крови. Пробовали они и подкоп, однако защитники смотрели на работающих саперов скорее с жалостью, чем с тревогой, а подвижные осадные башни можно было использовать только на узком пятачке перед главными воротами, с других сторон внешняя стена обрывалась в пропасть. Однажды на рассвете сотня обливающихся потом солдат выкатила из деревни первую осадную башню, но «Ворчунья», спрятанная за тремя слоями мешков с песком, разнесла придвинутую к воротам башню одним-единственным выстрелом, уложив разом десятки папских солдат.
После этого в боях наступил перерыв; осаждающие затеяли переговоры с миледи — обещали, что в случае капитуляции папа ее помилует (даром что у Иоанна и мысли не было прощать ослушницу), и твердили, что ей все равно не выиграть в войне с целым светом. Затем они подослали герольда с подложным письмом от короля Чарлза, который якобы писал, что дело безнадежно проиграно и лучше сдаться на милость Рима. Эленор отпустила лжегерольда с миром — правда, предупредив, что в другой раз зарядит им метательный снаряд и перешлет обратно более быстрым способом — по воздуху.
За этим последовала еще более ожесточенная бомбардировка. Солдаты карабкались по крутым откосам, подгоняемые офицерами с заряженными мушкетами, которые грозились стрелять в спины малодушным. Эленор преподала нападающим страшный урок. Защитники якобы в полном замешательстве бежали прочь от наружных укреплений нижней стены, даже не успев захлопнуть за собой ворота — лишь в последний момент задвинули внутреннюю решетку. Атакующие с победными воплями устремились под арку ворот Мученика и накинулись с молотами и ломами на железную решетку.
Свой промах они осознали слишком поздно. За их спинами стремительно опустилась спрятанная в стене наружная решетка, и они оказались заперты, как звери в клетке. Сверху сквозь люки на них стали лить кипящую смолу…
Наученные горьким опытом, осаждающие решили выморить крепость голодом. Но прошел ноябрь, минуло Рождество, а орифламма и стяг с леопардами и лилиями по-прежнему гордо реяли над твердыней парбекских лордов. Однако о короле известий не приходило: связи не было никакой, даже чудесный, переставший быть секретом беспроволочный телеграф сенешаля молчал — казалось, остальная страна вымерла, И вот наконец пришла весточка — ее принес сержант-сигнальщик, которого смертельно ранили стрелой при переходе через неприятельские позиции. Бомарис пал и Карлон, а неприступная дубрисская крепость капитулировала на сороковой день осады.
В ту ночь Эленор не спалось; она бродила по комнатам донжона, по верхним дворам, заваленным обломками камней, разломанными машинами и прочим военным мусором. В последний предрассветный час, зная, что миледи не спит, в ее покои зашел сенешаль. Повсюду горели факелы, часовые вздрагивали от каждого шороха, от каждого скрипа. С Великих Пустошей поднимался туман, луна зашла за тучи.
— А, сэр Джон, — сказала Эленор. — Поглядите вот в это окно. Что вы видите?
Он долго молча глядел в указанном направлении, потом хмуро произнес:
— Вижу ночной туман на холмах, сторожевые костры врага… Он сделал попытку уйти, но Эленор резко окликнула его:
— Волшебник…
Он так и замер, спиной к ней. А она, глядя в спину застывшему старику, назвала его по имени — так, как звали его Древние Духи.
— Однажды я обещала вам, — ледяным голосом произнесла миледи, — что когда мне понадобится узнать правду, я скажу вам об этом прямо. А теперь вот вам задание. Подойдите ко мне, к этому окну, и ответьте снова: что вы видите?
Эленор стояла неподвижно, пока он задумчиво смотрел из окна вдаль, прижав ладони к вискам. Он мог ощущать исходящее от нее тепло, аромат ее юного тела.
Наконец он произнес:
— Я вижу конец всему тому, что было. Большие ворота крепости рухнули, знамена Иоанна развеваются над стенами замка.
— А что будет со мной, сэр Джон? Со мной что будет?
Он ответил не сразу; она нервно сглотнула, ощущая, как ночь обнимает ее и темнота проникает в тело.
— Смерть, да?
— Миледи, все мы умрем…
Эленор откинула голову и рассмеялась — тем смехом, которым несколько месяцев назад смеялась перед лордом Рейским и Дилским.
— Что ж, насладимся отпущенной нам малостью, — сказала она. В то утро с полсотни ее солдат сделали удачную вылазку и сожгли
«Оборотня» — обгорелый остов стенобитной машины по сей день виден под стенами замка. А «Князь мира» разнес в щепы и «Средство Убеждения», оказавшееся неубедительным, и «Верность Риму», которая никому не помогла. На восстановление этих массивных деревянных сооружений в безлесой округе попросту не было достаточного количества древесины. Однако к этому времени нападающие подвезли пушку — «Святую Мэг», и началось ее нескончаемое пререкание с огрызающейся из замка кулевриной — покуда над долиной, словно пар из-под крышки, не поползли густые облака дыма.
О его прибытии они узнали из телеграфного сообщения.
Был ясный летний день, когда он со свитой вступил на парбек-ский «остров». Замок был по-прежнему осажден, и как раз тогда осаждающие начали отчаянный приступ — первый за последние несколько месяцев. В сумятице атаки его появление было замечено не сразу. Первым знаком было внезапное прекращение канонады.
Когда пушки противника разом смолкли, над долиной нависла необычайная тишина — стало вдруг слышно завывание ветра над пустошами.
Защитники крепости увидели королевские стяги над деревушкой, суету во вражеском лагере, и сенешаль поспешил предупредить свою повелительницу. Она оказалась на второй стене — туда, к башни Бу-тавант, подняли кулеврину, чтобы дать отпор солдатам, взбирающимся по почти отвесному склону.
Эленор была перепачкана сажей и забрызгана кровью — только что перевязывала одного из слуг, раненного пулей из аркебузы. При виде усталого сурового лица подходившего к ней сенешаля миледи выпрямилась. Он кивнул головой, подтверждая то, о чем она уже догадалась по выражению его глаз.
— Госпожа, прибыл ваш августейший повелитель…
У нее не хватило времени переодеться и сделать необходимые приготовления, так как король со свитой уже проезжал через нижний двор замка. В одиночестве она побежала к воротам, лишь сенешаль следовал за ней. Никто из защитников крепости не покинул своего поста на стенах — ни лучники, ни пушкари, ни аркебузиры.
Эленор остановилась возле стоявшей на прежнем месте «Ворчуньи» и оперлась на ствол. Перед ней развевались королевские стяги, сверкало серебром оружие свиты, кони закусывали удила и нервно гарцевали, возбужденные запахом пороха. Королевские солдаты держали миледи под прицелом, офицеры обнажили шпаги.
Но король выехал ей навстречу совершенно один, презирая опасность. Он окинул взглядом прокопченные орудийным дымом башни, опускную решетку внутренних ворот, которая уже вросла в землю — раз опустив перед врагом, ее не поднимали уже целый год… Король долгим взглядом посмотрел на Эленор, которая со сжатыми кулаками стояла подле пушки, потом подскакал к опускной решетке и рукоятью плети слегка постучал по железу.
Поднять!…
Эленор не шелохнулась. Ветер развевал ее волосы… Потом, больно сжав губы, она кивнула своим людям на барбикане.
Прошло еще мгновение-другое ожидания, и вот решетка, порушив слой наросшей внизу травы, со скрипом поползла вверх. Король двинулся вперед, пригнувшись под еще не до конца поднятой решеткой. Копыта его коня громко застучали по булыжнику внутри крепости. Монарх спешился и подошел к
