– Жалко.
– Согласно моим записям, – с порога начала Миранда, – я была в Вашингтоне с третьего по седьмое ноября.
А кража в Сан-Франциско была совершена в ночь на пятое, вспомнил Кук.
– Рейс у вас тоже, наверное, записан?
– Да. – Она открыла ежедневник. – Рейс номер 408, вылет из Джонс-Пойнта в 10.50, прибытие в аэропорт Нэшнл в 12.59. Я останавливалась в гостинице «Времена года». Этого достаточно?
– Более чем. Вы настоящий ученый, ведете подробные записи.
– Да. – Она подошла к креслу, в котором сидел Эндрю, и опустилась на подлокотник. Теперь они словно объединились вдвоем против Кука. – А зачем вам это?
– Так, проясняю кое-что для себя. А вы не поглядите в вашей книжечке, что там у вас записано в июне? Скажем, вторая половина месяца.
– Пожалуйста. – Она успокаивающе похлопала брата по колену и перелистнула страницы. – В июне я была здесь. Лабораторные работы, летние занятия. Ты тоже провел пару занятий, помнишь, Эндрю?
– Ага. – Эндрю закрыл глаза, припоминая. – Это было в конце июня. Восточное искусство двенадцатого века. – Он открыл глаза и хмыкнул. – Точную дату мы вам обязательно скажем, детектив. У нас в институте отчеты составляются безукоризненно.
– Замечательно. Буду весьма признателен.
– Мы с вами откровенны, – внушительно и строго сказала Миранда. – И ждем того же от вас. Украдена наша собственность, детектив. Мне кажется, мы вправе знать, как продвигается расследование, почему вы задаете нам все эти вопросы.
– Разумеется. – Кук сложил руки на коленях. – Я расследую серию краж, весьма сходных с вашей. Может, вы что-нибудь слышали о пропаже в Бостоне в июне прошлого года?
– Музей искусств Гарвардского университета. – У Миранды по спине пробежал холодок. – Куанг – статуэтка из китайской гробницы, конец тринадцатого – начало двенадцатого века до нашей эры. Тоже бронза.
– У вас прекрасная память.
– Да. Это была огромная потеря для музея. Одна из лучших существующих китайских статуэток, к тому же прекрасно сохранившаяся. Намного ценнее нашего «Давида».
– Еще одна кража в ноябре в Сан-Франциско. На этот раз картина.
Не бронза, с облегчением, удивившим ее саму, подумала Миранда.
– Это было в Мемориальном музее де Янга.
– Верно.
– Американская живопись, – вмешался Эндрю. – Колониальный период. И где тут связь?
– Пока не знаю, но думаю, что связь есть. Возможно, мы имеем дело с вором, у которого разносторонние вкусы. Мне лично нравится Джорджия О'Кифф. Краски яркие, то, что надо. Спасибо, что уделили мне время. – Он направился к выходу, потом остановился. – Доктор Джонс, а не могли бы вы дать мне на время ваш ежедневник? И еще: не затруднит ли вас обоих написать, куда вы ездили в позапрошлом году. Так, чтобы уж все окончательно прояснить.
Миранда вновь засомневалась: а не позвонить ли ей адвокату? Но она горделиво тряхнула головой и протянула полицейскому пухлую тетрадь в кожаном переплете.
– Пожалуйста. А в институте в моем кабинете хранятся ежедневники за три последних года.
– Замечательно. Я дам вам расписку. – Он вырвал листок из блокнота, нацарапал несколько слов и размашисто расписался.
Эндрю тоже встал.
– Список моих передвижений вы тоже получите.
– Вы оказываете неоценимую помощь следствию.
– Согласитесь, все это довольно оскорбительно, детектив.
Кук был почти одного роста с Мирандой.
– Прощу прощения, доктор Джонс, но я не могу с вами согласиться. Я просто делаю свою работу.
– Понимаю. Но чем скорее вы вычеркнете нас с братом из числа подозреваемых, тем эффективнее будет продвигаться ваша работа. Имейте в виду: только по этой причине мы терпим все это безобразие. Я провожу вас к выходу.
Кук кивнул Эндрю и проследовал за Мирандой в холл.
– Я не хотел вас обидеть, доктор Джонс.
– Очень даже хотели, детектив. – Она открыла дверь. – Всего хорошего.
– Мэм. – За четверть века в полиции он так и не научился равнодушно относиться к рассерженным женщинам. Поэтому, когда дверь с грохотом закрылась, он огорченно покачал головой и поморщился.
– Похоже, этот человек считает нас ворами. – Миранда вернулась в гостиную, клокоча от бешенства. Она с раздражением, но безо всякого удивления смотрела, как Эндрю наливает себе виски. – Он считает, что мы носимся по стране и грабим музеи.
– По-моему, это даже забавно.
– Да?
– Я просто стараюсь расслабиться. – Он поднял стакан. – И тебе советую.
– Это не игрушки, Эндрю. Я не желаю, чтобы полиция разглядывала меня под микроскопом.
– Он просто пытается найти преступника.
– Меня беспокоит, что он считает преступниками нас! А представь, если об этом разнюхает пресса?
– Миранда, – укоризненно улыбнулся Эндрю. – Ты сейчас очень похожа на нашу мать.
– Ну вот, и ты меня оскорбляешь!
– И в мыслях не было, извини.
– Пойду приготовлю мясо в горшочке, – заявила Миранда и отправилась на кухню.
– Мясо в горшочке, – трагическим голосом повторил он. – С картошкой и морковкой?
– Картошку почистишь ты. Пошли, Эндрю, составишь мне компанию. – Ей не хотелось оставаться в ЧАП одиночестве. И еще ей хотелось увести его от бутылки. – Одной мне как-то не по себе.
– Пошли. – Он поставил почти пустой стакан и обнял ее за плечи.
Возня на кухне помогла расслабиться. Миранда любила готовить и считала кулинарию настоящей наукой. Многому ее научила миссис Пэтч, Которую радовало, что девочка проявляет интерес к кухне. Здесь было тепло, интересно – это и привлекало Миранду. Во всем доме царили холод и строгий порядок. Но на кухне полновластной хозяйкой была миссис Пэтч. Даже Элизабет не вмешивалась в ее дела. Главным образом, конечно, потому, что ей не было до этого никакого дела.
Ложась спать, Миранда вдруг подумала, что никогда не видела, как готовит ее мать. И этот факт ее радовал, ибо доказывал, что сама она на мать совсем не похожа – ведь она любит готовить.
Мясо в горшочке сделало свое дело. Вкусный ужин и беседа с Эндрю подействовали умиротворяюще. Возможно, он пил за ужином больше вина, чем ей бы хотелось, но, по крайней мере, он не напивался в одиночестве.
Почти счастливый вечер. Они следовали безмолвному уговору и не обсуждали ни происшествие в институте, ни проблемы во Флоренции.
Они всегда спорили о том, что им нравилось, думала Миранда, надевая пижаму. Всегда обсуждали новые книги, дискутировали, вместе мечтали. Разве она смогла бы выжить в этой семье без него, особенно в детстве? Сколько Миранда помнила, они с братом были друг для друга якорем в холодном море окружающей действительности.
Ей очень хотелось убедить Эндрю в необходимости лечиться. Но стоило заикнуться о его пьянстве, как он мгновенно замыкался в себе. И пил еще больше. Она могла только быть рядом и ждать, когда он наконец сорвется, ибо он давно уже опасно балансировал на самом краю пропасти. Тогда она постарается ему помочь, будет собирать его по кусочкам.
Миранда забралась в кровать, обложилась подушками, взяла с ночного столика книгу.
Около полуночи она отложила томик и выключила свет. И мгновенно уснула.
Она спала так глубоко, что не слышала, как открылась и снова закрылась дверь. Не слышала, как скрипнул замок, не слышала шагов человека, приблизившегося к ее кровати.
