крепость тонких деревянных реек, которыми был обнесен загон. Рейки гнулись, но не ломались.
Они просидели здесь на сене уже несколько часов. Люди в черном затолкали их в овечий загон, где воняло навозом.
— Так сказал великий магистр, — ответил Уилл.
— Чего он тогда всполошился?
Уилл посмотрел в конец загона, где сидел Дзаккария, невозмутимый, как обычно.
— Я не могу дать совет, — произнес он в ответ на вопросительный взгляд Уилла. — Никогда прежде не имел дела с этим человеком и вообще ни с каким шпионом в этом регионе.
В тоне сицилийца Уиллу почудилась нотка сомнения. Неужели Дзаккария тоже считает их миссию необычной? Но прежде чем он решился спросить, во дворе послышались голоса.
К двери загона подошел человек. Тот самый, с алой повязкой на руке. Он снял куфию, открыв лицо. Ему было лет сорок пять, сильно загорелый, темные настороженные глаза, черная борода. Лицо пересекал тонкий багровый шрам.
Он поднял серебряный футляр и, глядя на Уилла, спросил по-арабски:
— Откуда это у тебя?
Уилл, делая вид, что не понимает его, подошел к двери загона и медленно произнес на латинском:
— Мы пришли к Кайсану. — Он показал на футляр: — Это для него.
Человек долго изучал Уилла, прищурившись, затем выпалил на ломаном латинском:
— Я Кайсан. — И снова поднял футляр: — Где ты это взял?
— Мне его дал великий магистр ордена тамплиеров. Приказал доставить тебе.
— Тамплиеры? — спросил Кайсан, показав на Уилла. Тот кивнул. Рядом с Кайсаном возник один из его людей. — Что тебе? — спросил Кайсан по-арабски.
— Наши беспокоятся, — ответил тот. — Хотят знать, кто эти люди. И что говорится в свитке.
— Я только сейчас узнал, что они тамплиеры, — резко ответил Кайсан.
Человек в черном метнул взгляд на Уилла:
— Тогда они и вправду шпионы.
— Нет.
— Почему?
— Потому что я знаю, кто это написал. — Кайсан показал свиток.
Они отошли от загона в залитый солнцем двор и начали переговариваться приглушенными голосами. Уилл напряженно прислушивался.
К нему подошел Робер:
— Ты понимаешь, о чем они говорят?
Уилл едва заметно кивнул. Тем временем до загона донеслись слова, которые несколько раз повторил человек Кайсана. Казалось, он был потрясен.
— Аль-Хаджар аль-Асвад? Да они безумцы.
Они понизили голоса, и Уиллу удалось расслышать только два слова: «шайтан» и «погибель».
Кайсан сказал, что обещано вознаграждение. Затем посмотрел на загон. Уиллу показалось, что его взгляд изменился, стал не таким холодным. Потом они удалились.
— О чем они говорили? — спросил Робер.
— Не знаю, — ответил Уилл. — Не уловил смысла. Так, отдельные слова.
Робер хмуро посмотрел на проводника:
— А ты? Понял что-нибудь?
— Извините, господии. — Проводник поднялся. — Было слишком далеко. — Он снова сел.
— Коммандор Кемпбелл, — подал голос Алессандро, — может, попробуем сломать дверь? Если навалимся все разом.
— Нет, — возразил Уилл. — Я не думаю, что они намерены нас убить.
— Нам было сказано, что Кайсан должен проверить какие-то важные сведения. Почему же мы до сих пор здесь сидим?
— Давай подождем, — предложил Уилл. — Раз великий магистр послал нас к этому Кайсану, значит, так надо.
— Чего ждать? — буркнул Алессандро. — Пока мы превратимся в корм верблюдам?
При этих словах пошевелился Дзаккария.
— Наш коммандор прав, брат, — произнес он, устремив на рыцаря свои голубые глаза. — Надо ждать. — Сказано это было тихо, но твердо.
Алессандро кивнул в знак согласия.
Рыцари ждали. Шли минуты, затем часы, солнце медленно двигалось по небосводу. Они устали, измученные жаждой и беспокойством. Кайсан вернулся спустя три часа в сопровождении пяти воинов в черных одеждах, вооруженных арбалетами. Рыцари напряженно поднялись.
Кайсан отодвинул засов:
— Выходите.
Тамплиеры покинули загон.
Кайсан протянул Уиллу серебряный футляр:
— Для твоего великого магистра.
Рыцарей повели через двор. Своих коней они нашли у глинобитного дома, где в пыли играла стайка тощих детей. Красное солнце уже стояло низко над горизонтом, жаркий воздух гудел насекомыми. Уилл спрятал футляр в сумку на седле, вскочил на коня.
Кайсан показал на обсаженную пальмами дорогу:
— Отправляйтесь этим путем.
Рыцари поскакали прочь из Юлы. Когда расплавленное солнце опустилось за каменистые холмы и пустыню прочертили розовато-серые тени, Уилл перевел коня на обычный ход. Суть разговора, обрывки которого он слышал, понять так и не удалось. Но несколько слов продолжало звучать в его ушах.
Аль-Хаджар аль-Асвад.
Черный камень.
В покоях пахло благовониями. Это напомнило Гарину о матери. В его детстве в те редкие дни, когда мать бывала в добром настроении, она иногда затевала с ним игру. От него требовалось угадать по аромату, что лежит в шкатулке.
Закрыв глаза, Гарин втянул носом аромат и пробормотал:
— Сандаловое дерево.
Воспоминания прервал появившийся слуга. В расшитой тунике он выглядел вельможей по сравнению с Гарином, на котором по-прежнему были потрепанный плащ и туника в кровяных пятнах.
— Его королевское величество, высокочтимый король Иерусалима и Кипра дозволяет вам предстать для аудиенции.
— Давно пора, — недовольно пробурчал Гарин. — Я жду почти девять часов.
Слуга молча пригласил его в коридор. Подавив раздражение, Гарин последовал за ним.
Сейчас у него появилась возможность увидеть дворец. Утром это сделать не удалось. Он показал у ворот письмо с печатью короля Эдуарда, и его проводили в эти покои. Снаружи дворец выглядел как замок на Западе — высокие крепостные стены с башнями, — однако внутри все было совершенно иным. Гарин помнил Темпл в Акре. Величественное сооружение, лишенное мирских удобств. В этом дворце они присутствовали в избытке. Мозаичные полы в сводчатых коридорах, гобелены на стенах, ковры, статуи, богатая изысканная мебель. Обстановка здесь сильно отличалась от покоев Гарина в Тауэре — темной, вечно холодной, тесной комнаты с убогим ложем, застеленным соломенным тюфяком, и окном, больше похожим на щель в стене, выходившим на свинцово-серую медленную Темзу, куда сливали из Тауэра нечистоты.
Эдуард сдержал слово, но лишь частично. Он пожаловал Гарину поместье для матери. Оно оказалось не больше, чем дом, каким леди Сесилия владела в Рочестере, но находился ближе к Лондону. Остальные
