золотистом плаще с топором в руке.
— Погоди. — Бейбарс направился к воину.
Махмуд с мольбой смотрел на султана. Последняя надежда исчезла, когда Бейбарс взял топор и устремил на поверженного эмира свои безжалостные глаза.
— Я это сделаю сам.
Махмуд пронзительно крикнул. В следующее мгновение Бейбарс поднял топор и яростно опустил. Лезвие ударило по запястью, пробило плоть и кость, а затем звякнуло о камень с режущим ухо звуком. Махмуд издал сдавленный вопль, выгнулся, воины его едва удержали. Кровь хлынула, оросив желтый плащ эмира и землю вокруг. Отрубленная кисть осталась лежать на камне, бледная, похожая на раздувшегося паука.
Но мучения Махмуда только начинались.
Когда Бейбарс отсек ему вторую кисть, он обезумел от боли.
— А теперь ступни, — сурово сказал Бейбарс, сжимая топорище забрызганными кровью руками.
Гвардейцы полка Бари подняли ногу обмякшего Махмуда и положили на камень, плотно прижав лодыжку. Бейбарс взглянул на эмиров. Большинство смотрели куда-то в сторону, на землю, в небо, куда угодно, только не на окровавленное существо, которое совсем недавно было человеком, их соратником.
— Не отворачивайте глаза, — приказал Бейбарс. — До какой поры мои приближенные будут тайно перешептываться за моей спиной, осуждать мое правление и мои решения? Теперь узнайте цену предательства. — Бейбарс подождал, пока все устремят взоры на камень. Затем перевел дух, вытер со лба пот и поднял топор. — Если вздумаете бунтовать, клянусь Аллахом, эта судьба ждет любого из вас!
Топор опустился.
Барака услышал доносящиеся со двора пронзительные крики и пошевелился. Он сидел на полу в своих покоях, безвольно откинувшись на подушки. Крики были слабые, но это вывело его из оцепенения. С трудом поднявшись на ноги, он подошел к окну. Затем повернулся к зеркалу и не узнал себя. Там было чужое лицо. Отец славно над ним поработал.
Опустив голову, Барака уныло поплелся к тазу с водой, что стоял рядом с зеркалом, потом передумал. Подошел, открыл дверь. Айша ушла. Он осторожно потрогал губу, где ее ногти разорвали кожу. Почувствовав боль, Барака разозлился: «Эта тварь осмелилась за мной шпионить! Угрожать! Донесла своему отцу, рассказала, что видела меня с Махмудом и Хадиром. Откуда еще Калавун мог узнать, что в этом замешан прорицатель?»
Свое Барака все равно бы получил, а Хадир, наверное, как-нибудь выкрутится. Вот Махмуду несдобровать. И в этом виновата Айша. А эти ее угрозы насчет наложницы! Бараку передернуло. Значит, она следила за ним, подглядела в самый сокровенный момент. Он сгорал от стыда, что его тайна раскрыта.
Мать постоянно умоляла Бараку повидаться с Айшой, умоляла не замечать ее недостатки. Ради продолжения рода. «Тебе нужен наследник», — говорила она. Но он не мог заставить себя. Айша его пугала. Всегда. Брачная ночь лишь усугубила страхи. Конечно, у него ничего не получилось, но пробудилось любопытство. Тело Айши, открывшееся ему в ту ночь, такое нежное и гладкое, запало в душу, хотя сама девочка вызывала лишь неприязнь. Он рос в гареме и знал там многих евнухов. Их нетрудно было подкупить. Перед наложницей Барака представал всесильным владыкой, и его страхи исчезали. У него все прекрасно получалось. Но теперь, когда Айша пронюхала, об этом придется забыть. А если еще отец узнает, что он осквернил его гарем, то сегодняшняя взбучка покажется ему ласками.
Барака закрыл за собой дверь и двинулся вдоль мраморных коридоров в помещения для слуг. Тесные, сумрачные, где пахло кухней. Его никто не остановил, не спросил, куда идет. А кто бы осмелился? Ведь он наследник султана Египта и Сирии. Барака слишком часто забывал об этом, а следовало помнить.
Хадира он нашел в кладовой рядом с кухнями. Там, за мешками с зерном, прорицатель устроил себе дом. Куча грязных одеял, несколько побитых кубков, кувшин с какой-то противной жидкостью, покрытой коркой. У стены на невысоком помосте были расставлены странные предметы. Гнездо, похожее на птичье, свитое из сухого тростника, черепа каких-то маленьких существ, гладкие круглые камни с дырками, небольшие сосуды с разноцветными, похожими на пряности веществами — красными, коричневыми, черными и золотистыми, монеты — цехины, флорины и византины, потрепанные листы пергаментов и чешуйчатая, испещренная крапинками, змеиная кожа. В углу дымила масляная лампа. Здесь воняло мышами и кислятиной.
Хадир сидел на одеялах, скрестив ноги, покачиваясь вперед и назад.
Барака объявил о своем присутствии. Продолжая раскачиваться, прорицатель повернул голову. Барака присел перед ним на корточки. В таком состоянии он видел старика в первый раз, и это заставило его почувствовать себя странно повзрослевшим.
— Ты слышал крики? — пробормотал Хадир.
— Да, — отозвался Барака.
— Твой отец воздает кару. Сам. А кричал Махмуд. Султан обрубил его со всех сторон, как курицу, и повелел бросить в темницу. Через час он там умрет, истечет кровью.
Барака побледнел. Он не испытывал никаких добрых чувств к Махмуду, но его ужаснула мысль, что, не вмешайся Калавун, на камне мог лежать он.
— Это твоя вина. — Хадир злобно посмотрел на принца.
Барака поднялся, съеживаясь. В ушах зазвучали собственные слова: «Это Хадир! Хадир и Махмуд! Они меня заставили! Заставили!»
— Калавун уже знал, — быстро произнес он, избегая взгляда Хадира. — Айша ему рассказала.
Хадир мгновенно вскочил на ноги. Подцепил костлявым пальцем подбородок Бараки.
— А как она узнала? Ты ей рассказал? Ты?
Барака оттолкнул руку Хадира.
— Нет. Она видела нас, когда мы расходились в тот день, после встречи в разрушенной башне. Мы с ней столкнулись лицом к лицу. А потом она рассказала все своему отцу. Вот как Калавун узнал о тебе. Я бы принял за вас побои. Молча. А так отпираться было бесполезно. Калавун уже знал.
Прорицателя удивил вызов в тоне Бараки. Так принц с ним еще не разговаривал.
— Калавун, — пробормотал он, брызгая от ярости слюной. — Ловко этот паук плетет свою паутину. Я его недооценил. Он порушил мой план! — Хадир снова опустился на одеяла и подтянул колени к груди. — Все знаки были благоприятные. А теперь мой повелитель не станет мне доверять. — Он запричитал, прикрыв глаза своими грязными руками. — О Аллах, ниспошли мне мудрость вымолить у моего повелителя прощение!
Поборов отвращение, Барака наклонился и оторвал руку Хадира от лица, заставив его вскрикнуть.
— Ты, верно, забыл, Хадир, что мой отец не вечен. Когда я стану султаном, то возвеличу тебя, как обещал. А отец скоро отойдет от гнева. Нам нужно пока держаться от него подальше, не попадаться на глаза.
Хадир, казалось, впервые увидел ссадины на лице Бараки.
— Тебе больно, мой принц.
— Я за этим к тебе и пришел. Сделай мне припарки.
— Для этого потребны ткань и горячая вода.
— Я прикажу слугам принести, — ответил Барака, наблюдая, как Хадир перебирает сосуды на подставке. Затем облизнул распухшие губы и с усилием произнес: — Мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что еще.
— Я тебя слушаю, мой принц, — пробормотал прорицатель.
— Я хочу, чтобы ты изготовил яд и отравил им Айшу.
Голова Хадира резко дернулась.
— Что?
Голос Бараки был тихий, но твердый. Оказывается, это не так уж трудно — произносить такие слова.
