— Может быть, Лоран объяснит нам, мессир.
Жак хмыкнул в ответ и направился к окну. Во дворе в начинающихся сумерках шла обычная жизнь прицептория. Сержант вел на конюшню гнедого коня, двое слуг тащили корзины с овощами, четверо рыцарей шли, оживленно переговариваясь. И этих людей обвиняют в ереси? Сама мысль об этом казалась Жаку нелепой и чудовищной. Воинов Христа, почти двести лет проливавших кровь на Святой земле, называют еретиками?
Невероятно, но все обвинения основывались на свидетельствах лишь одного человека. Король поверил им и даже обнародовал, но Жак надеялся завтра во время аудиенции рассеять все сомнения короля. Ордену и прежде доводилось переживать трудные времена. Выстояли тогда, выстоят и сейчас. Вот двенадцать лет назад папа Бонифаций вознамерился соединить тамплиеров с иоанитами. Ничего, обошлось.
В коридоре послышался шум. Шарне выглянул за дверь. Через несколько секунд в покои великого магистра ввели упирающегося Лорана. Увидев Жака, он вырвался.
— Мессир, я шел с вами поговорить, а они…
— О чем ты хотел поговорить со мной, брат Лоран? — прохрипел Жак. — Повиниться? Воззвать к моей милости?
— Я хотел вас предупредить. Месяц назад здесь появился человек, я не знаю его имени, но он вскоре направился в Пуатье, намереваясь найти вас там. Видно, у него ничего не вышло, раз вы откликнулись на приглашение короля. Вы угодили в ловушку.
— В ловушку? — быстро переспросил Шарне.
Жак не дал Лорану ответить.
— Я хочу знать, что стало с казной. Кто ее взял и куда повез. Говори!
— Казну увезли, мессир, лишь бы она не досталась королю. Дело вот в чем: почти в одно время с тем человеком, который отправился в Пуатье вас предупредить, в прицепторий прибежала женщина, за ней гнались королевские гвардейцы. Они принесла свиток с приказом об аресте всех тамплиеров Франции по обвинению в ереси. Такие свитки разосланы всем сенешалям королевства. Мессир, король повелел начать аресты завтра. Наверное, сейчас сенешали читают его повеление. Брат Ренье сказал, что вы прибыли на аудиенцию с королем. Значит, он намерен арестовать и вас тоже. Именно об этом и хотел предупредить вас тот человек, который освободил Робера де Пари. И мы решили спасти казну. Двадцать рыцарей погрузили ее на корабль и отплыли в Шотландию.
— А если это была всего лишь хитрая уловка, чтобы нас ограбить? — повысил голос приор Нормандии. — Тогда что?
— Мессир Шарне, я своими глазами видел свиток, скрепленный королевской печатью. — Лоран повернулся к Жаку. — Поверьте мне, мессир, мы сделали все во благо ордена, хотя нам и пришлось нарушить устав.
— Кто-нибудь может подтвердить твои слова? — произнес Шарне.
Лоран отрицательно покачал головой:
— Мы договорились держать это в тайне, чтобы не поднялась паника. Надеялись, что вы, мессир, вернетесь и решите, как быть дальше.
Шарне посмотрел на Жака.
— Мессир, как вы считаете, нам следует прислушаться к его словам?
— Нет! — прорычал Жак. — В его речах — ни капли правды. Не во власти короля Филиппа преследовать рыцарский орден. Такое под силу только папе, но я совершенно убежден — его святейшество своего повеления не давал. На встрече с королем — думаю, она состоится — я попрошу объяснений. — Он остановил на Лоране мрачный взгляд. — Даже если эти люди, забирая казну прицептория, думали, будто поступают во благо ордена, они не получат моего одобрения. Я повелю их догнать. Сразу, как прояснится обстановка. Этих рыцарей ждет суровое наказание. — Жак кивнул Ренье. — Отведите его в тюрьму и дайте устав. Пусть он там его почитает и вспомнит, что полагается за нарушение наших правил.
— Мессир! Нам нельзя здесь оставаться. На рассвете сюда придут королевские гвардейцы.
Лоран продолжал кричать, но его вывели за дверь. Шарне подождал, пока она закроется, и повернулся к Жаку.
— Может, нам действительно покинуть город? Хотя бы на несколько дней. Потом мы…
— Нет, Жоффруа! — резко прервал его Жак. — Мы не станем поддаваться панике и убегать из собственного прицептория. Ведь это послужит доказательством нашей вины. Все сочтут нас трусами. Мы, рыцари Храма Соломона, Божьи мечи, дали себя одурачить, поверили вздорным слухам. Позорно сбежали. — Голос великого магистра окреп. — Я и прежде не бегал от врагов и теперь не стану. Сделать это — значит, забыть клятву, данную при посвящении в рыцари. Нет, я буду защищать орден и свою честь даже ценой жизни. В пустыне со мной не могли справиться двадцать тысяч сарацин. Им не удалось ни взять меня в плен, ни убить. Так неужели я буду пятиться перед несколькими десятками королевских гвардейцев?..
Началось все с негромкого гула, похожего на медленные удары барабана. Когда он нарушил рассветную тишину, с голубятни испуганно взлетели птицы, в стойлах кони вскинули головы. На кухне занятые подготовкой утренней трапезы повара положили ножи и переглянулись. Слуги нерешительно застыли с корзинами овощей и кроличьими тушками в руках. Капелланы, зажигающие в часовне свечи для заутрени, вопросительно обернулись. Тонкие восковые свечи дрогнули в их руках. Рыцари и сержанты поднялись со своих коек, принялись одеваться и будить товарищей. Несколько стариков, ветеранов Крестовых походов, насторожились. Этот звук был им знаком. Они выхватили мечи, призывая молодых сделать то же самое. Во двор, в холодное хмурое утро, выбежали все — и юноши, и старики.
Проведший ночь в молитвах Жак де Моле вскинул голову. Затем, звякнув кольчугой, поднялся с колен и медленно направился к мечу, стоящему у стены. Приладил его на поясе, надел белую мантию с крестом, окаймленным золотом, и прошагал на выход. Его волосы и борода серебрились в бледном свете. Над выкриками и хлопаньем дверей отчетливо доминировал стук ударяющего в ворота прицептория тарана.
Внизу его встретил Жоффруа де Шарне.
— Лоран говорил правду, мессир. Что будем делать? Сражаться?
Великий магистр не ответил. Он остановился на ступенях своего дворца, оглядывая собравшихся перед ним людей. Сто пятьдесят рыцарей, сержанты, капелланы, конюхи, оруженосцы, слуги. Если будет надо, прицептории выдержит осаду несколько месяцев. Но здесь не Палестина, и люди по другую сторону ворот не сарацины. Они те же христиане, выполняющие волю своего высокомерного короля.
— Нет, сражаться мы не будем, — произнес великий магистр, сходя вниз по ступеням. Толпа перед ним расступилась. — Я встречусь с Филиппом с глазу на глаз и все улажу. Если мы прольем кровь королевских гвардейцев, то только дадим ему повод для вражды. Будем защищаться не мечами, а словами. — Он подошел к воротам, где стояла группа рыцарей со вскинутыми мечами наготове. Ворота трещали под ударами тарана. Из-за стены доносились крики множества людей, ржание коней и лай собак. — Откройте ворота, — приказал он рыцарям. Увидев, что те медлят, приказал тверже: — Давайте же!
Рыцари сдвинули массивный деревянный засов и раскрыли ворота.
Снаружи стояло целое войско: больше двухсот конных гвардейцев, а также пешие городские стражи и чиновники. По окрику капитана воины бросили таран и отошли. Вперед выдвинулись другие, нацелив на великого магистра арбалеты.
Жак стиснул зубы. Дальше за воинами короля виднелась толпа выстроившихся вдоль дороги зевак, обуреваемых жадным любопытством. Они напомнили ему ворон, дожидающихся конца битвы. От войска отделился всадник в черном атласном плаще с алым подбоем и направил коня к нему. В правой руке он держал пергаментный свиток.
— Жак де Моле! — выкрикнул он, глядя на великого магистра с высоты своего коня. — По повелению короля Франции вы и ваши люди арестованы, а данный прицепторий до вынесения вердикта суда переходит под попечительство короля. Сложите оружие и прикажите людям сделать то же самое.
— Кто вы такой? — спросил Жак.
Человек в черном спрыгнул с седла.
