Уилл снял рубашку и закатал штаны. Несмотря на жару, вода в реке была ледяная, но он смело прошлепал к ней по поросшим мохом камням и, наклонившись, начал мыльной травой смывать жир, оставшийся в его миске после вчерашней трапезы.
— Доброе утро.
Уилл поднял глаза. В нескольких шагах стояла Кристин с деревянными мисками в руках.
— И тебе доброе утро.
Кристин заулыбалась и устроилась рядом мыть посуду. Она сейчас была необыкновенно хороша. Пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи оставляли на ее лице яркие блики и заставляли вспыхивать чуть взъерошенные после сна прекрасные рыжие волосы.
— Сегодня снова будет жарко. — Она оглядела Уилла. — Откуда это у тебя?
Он не сразу понял, что речь идет о едва заметных серебристых шрамах на спине, оставшихся после порки, учиненной ему много лет назад Эвраром.
— Наставник наказал в детстве.
Кристин положила миску на траву и села, подтянув к груди колени. Ей было примерно тридцать с небольшим, но она выглядела восемнадцатилетней. Уилл опомнился, что слишком внимательно ее разглядывает, и снова взялся за миску, хотя она теперь уже сверкала чистотой.
— А это? — Кристин кивнула на его колено.
— Упал однажды в колодец, — ответил он, вспоминая изуродованное ожогами лицо Анджело Виттури. Сломанная в двух местах нога до сих побаливала. Особенно зимой по ночам.
— Об этих я знаю. — Кристин показала на шрамы на лбу, плече и ноге, полученные в битве у Стирлингского моста. — Но у тебя еще есть один, на руке. — Она вгляделась. — Маленький.
Уилл глянул на розоватое пятно, удивляясь, как она его рассмотрела. Стоя тогда перед бушующим пламенем, он не заметил, как на руку попали несколько горячих угольков. И вот остался шрамик. Каждый раз, глядя на него, Уилл испытывал приступ вины, что не смог спасти жену. А следом обязательно приходило другое, о чем не хотелось вспоминать.
Он выпрямился, собираясь выплеснуть воду из миски, но она выскользнула из его руки и закачалась на воде, как игрушечный кораблик.
Кристин приподняла платье и, морщась от холода, вошла в воду.
— Куда ты? — крикнул Уилл. — Там же глубоко.
Осторожно ступая на камни, он направился к ней.
— Вот. — Охая от холода, Кристин схватила миску. Вода дошла ей почти по бедра. Уилл подался вперед, но в этот момент она поскользнулась и, выронив миску, с тихим смехом ухватилась за его протянутую руку. Затем искоса глянула и вспыхнула румянцем. — Уилл, я…
— Ничего, я сейчас достану.
Затем они вышли на берег, где в отдалении стояли Саймон и Дэвид. Уилл отпустил руку Кристин.
— Дядя, — крикнул Дэвид улыбаясь, — тебя хочет видеть сэр Уильям. — Он помолчал, затем добавил: — Конечно, если ты не очень занят.
— А что, похоже, будто я занят? — Уилл скосил глаза на Кристин.
Она выжала платье и, повернувшись к нему спиной, продолжила мытье мисок. Он быстро надел рубашку и подошел к ним.
— Что, ловко мы тебя застукали? — проговорил Дэвид, когда они направились через заросли к лагерю.
Уилл резко остановился.
— Чем подглядывать, ты бы лучше занялся отработкой ударов мечом.
Дэвид перестал улыбаться.
— Извини, я…
— Занятия на турнирном поле тебе бы не помешали.
Племянник помрачнел.
— Я и так много упражняюсь. Недаром сэр Уильям посвятил меня в рыцари.
Уилл хлопнул его по плечу.
— Ладно, не будем ссориться.
Дэвид кивнул и скрылся в чаще.
— А я считаю, это не шутки. — Саймон кивнул в сторону реки.
Уилл поморщился.
— И ты туда же?
— Когда живешь на виду, то все всё замечают. — Саймон прибавил шаг, поспевая за Уиллом. — На твоем месте я бы поостерегся. Ты ведь не хочешь, чтобы ее брат стал твоим врагом.
— Она была замужем за братом Грея, — напряженно проговорил Уилл. — Так что он ей приходится деверем.
— Не важно, кем он ей приходится. Изенда говорила, Грей поклялся заботиться о Кристин после гибели ее мужа.
— Боже, Саймон, о чем речь? Я пошел вымыть миску. Потом пришла она. Что, надо было не замечать ее?
— Дело не в ней, Уилл, а в тебе! — неожиданно выпалил Саймон. — Прошло больше года. И сколько еще ты намерен здесь прятаться?
— Прятаться? — Уилл повернулся. — Я сражался.
— Но это не твоя война, Уилл. Это война Уоллеса, Грея и остальных. Даже Дэвида. Они сражаются за свой дом.
— Это и мой дом.
— Твой дом остался на Святой земле.
— Дом там, где ты родился.
— Нет. Дом — место, которое ты обжил. Где тебе привычно, удобно и хорошо. Уилл, мы дружим с малолетства, и я знаю — тебе здесь непривычно и нехорошо.
— Хватит об этом. Сколько раз я тебе говорил?
Они шли с полминуты молча. Затем Саймон начал снова:
— Я от тебя не отстану, пока ты не назовешь дату ухода.
— Вот одолеем Эдуарда, тогда…
— Ты называешь войной грабежи и убийства, какие вы творите в Англии? Обездоливаете простых людей и думаете, будто расправляетесь с Эдуардом? — Саймон устремил на него твердый взгляд.
Уилл остановился.
— Я никогда никого не грабил. Я не… — Он замолк.
— Не ты, так твои люди, которые называют тебя товарищем.
— Уоллес пытался остановить разбои, как тебе хорошо известно. — Уилл пожал плечами. — Но ты не можешь их осуждать, Саймон. Они мстят. Мстят за семь лет тирании. Мстят за Берик и Эдинбург. И добывают себе прокорм. Ведь прошлый урожай весь пропал на полях. Мы победили у Стирлинга, но пшеница от этого не выросла выше, а скот не стал тучнее. Еду приходится брать в Англии, иначе страна будет голодать.
— А что станет с людьми в Нортумберленде и Камбрии? Что будут есть зимой они?
— Найдут прибежище в Ньюкасле и Карлайле, — угрюмо буркнул Уилл, зная, что это не ответ.
После битвы у Стирлингского моста шотландское восстание не затихло, а разрослось. Весть о невероятной победе над англичанами распространилась со скоростью лесного пожара, обжигая сердца и умы шотландцев. Англичане перестали быть неостановимой, наводящей ужас силой, а сделались просто людьми, уязвимыми, как все прочие. Эндрю Морей так и не оправился от полученной раны, и после его смерти сотни шотландцев со всей страны начали стекаться под знамена Уоллеса. Несколько недель после битвы, когда запах крови был еще свеж, неистовый молодой гигант повел свое войско на Англию.
Двинувшись вдоль берегов Туида к Нортумберленду, они уничтожали урожай на полях, угоняли домашний скот, сжигали монастыри, грабили города, безжалостно убивали людей. Население северной Англии в полной мере заплатило за жестокость своего короля. Те, кто успел убежать до появления мародерствующих шотландцев, вернулись в свои опустошенные города, где не осталось ни единого
