собственной кровью придал мне телесный облик вашего мира. Мы соединены невидимыми узами. Его мысли — мои мысли, удар, направленный в него, ранит меня, он кровоточит, когда я ранен. Но я и так сказал уже слишком много. Вскоре дух твой будет говорить с духами Земель Мрака, и они расскажут новичку о древних богах, никогда не исчезавших. Боги спят в безднах и изредка просыпаются.
— Интересно, как ты выглядишь, — проворчал Конан, вынимая топор. — Ты, оставляющий след птицы, горящий огнем и говорящий человеческим голосом.
— Увидишь, — отозвался огонь, — узнаешь и знание свое возьмешь во мрак.
Пламя взметнулось и стало гаснуть и исчезать. В нем возникло демоническое лицо, и Конану показалось, что перед ним стоит сам Зогар Саг в зеленом огне. Те же раскосые глаза, остроконечные уши, тонкие губы; но глаза пылали раскаленными углями, а лицо поднялось выше немалого роста киммерийца. Потом он увидел узкий торс, покрытый змеиной чешуей, но с человеческими очертаниями. Руки тоже выглядели людскими, а ходулеобразные ноги заканчивались плоскими трехпалыми лапами, подобными лапам огромной птицы; вдоль всего тела пробегали голубые мерцающие огоньки.
Внезапно демон навис над Конаном, хотя варвар и не успел заметить движения. Длинная рука, вооруженная кривыми серповидными когтями, взлетела и стала падать на его шею. С диким криком Конан отскочил в сторону, одновременно бросая топор. Демон избежал удара, молниеносно отведя голову, и вновь двинулся вперед. Но когда он убивал свои жертвы, на его стороне был страх.
В душе Конана страху не нашлось места. Он твердо верил, что любое материальное существо может быть рассечено материальным оружием, при самом отвратительном внешнем виде.
Удар когтистой лапы сбил шлем с его головы. Чуть ниже — и варвар остался бы не только без шлема, но и без головы. Но киммерийца охватило чувство жестокой радости, когда меч его глубоко погрузился в подмышечную впадину чудовища. Конан уклонился от следующего взмаха, вырывая оружие из раны. Когти перепахали его грудь, разрывая кольчугу, как гнилую тряпку; но следующая атака варвара была подобна прыжку голодного волка. Он очутился между отчаянно размахивавшими руками и могучим ударом всадил меч в живот врага. Конана окружало холодное, как лед, пламя, когти рвали кольчугу на спине; а потом Конан вырвался из слабеющих объятий; и еще раз рассек воздух страшный меч.
Демон повалился на бок, голова его едва держалась на узенькой полоске кожи. Окутывающие тело огни внезапно выстрелили вверх, они стали красными, как фонтан крови. Смрад горящего тела наполнил ноздри Конана.
Стерев с лица кровь и пот, варвар повернулся и неуверенным шагом устремился в пущу. Где-то далеко, на юге, пылало зарево, вероятно, горел чей-то дом. За ним нарастал дикий вой.
Конан ускорил бег.
8. Конец Конайохары
Война бушевала над Рекой Молнии; жестокие бои шли под стенами Велитриума; топор и пламя гуляли по берегу, и не одно жилище поселенцев обратилось в пепелище, прежде чем раскрашенная орда отступила.
После бури наступила особенная тишина. Люди собирались и говорили, понизив голос, а суровые мужчины с окровавленными повязками пили пиво в прибрежных тавернах.
В одной из них к Конану Киммерийцу, угрюмо отхлебывавшему из большого кубка, подошел худой следопыт с обвязанной головой и рукой на перевязи. Он единственный из гарнизона форта Тускелан остался в живых.
— Ты был с солдатами на руинах форта?
Конан кивнул.
— А я не смог, — хмуро буркнул следопыт. — Боя не видел?
— Пикты бросились через реку. Что-то отняло у них отвагу, и лишь пиктский дьявол может сказать, что именно.
Следопыт постоял молча. Потом разлепил сухие губы:
— Говорят, что не нашлось тел для захоронения?
— Пепел. Прежде чем уйти за реку, пикты свалили все трупы в одну кучу и подожгли. И своих, и людей Валаннуса.
— Да… Валаннус пал последним в рукопашном бою. Хотели взять его живым, но он вынудил их убить его. Десять из нас, ослабевших и не способных драться, попали в плен. Девятерых прирезали на месте. И тогда сдох Зогар Саг, а мне представился случай удрать.
— Зогар мертв?! — воскликнул Конан.
— Мертв. Сам видел. Вот почему пикты штурмовали Велитриум столь вяло. Странное дело, однако. В бою он не получил ни царапины. Плясал, подлец, среди мертвых, топором размахивал, которым и срубил голову последнему из моих товарищей. Да и ко мне двинулся, воя по-волчьи… и вдруг зашатался, выронил топор, свернулся колесом и завизжал так, что подобного визга не слыхал я ни от человека, ни от зверя. Упал между мной и костром, для меня же и разведенным, пена пошла у него изо рта — и застыл. Пикты завопили, а я в суматохе освободился от веревок и помчался в лес.
Видел его. Потом. В блеске огня. Ни одно оружие не коснулось шамана — а меж тем были на нем следы от удара мечом подмышкой, на животе и на шее. Последний удар почти отделил голову от тела. Ты что-нибудь понимаешь?
Конан ничего не ответил. Но следопыт знал сдержанность варвара и продолжал:
— Жил магией и помер от магии. Собственно, смерть эта и отняла у пиктов боевой дух. Ни один из видевших гибель Зогара Сага не пошел на штурм Велитриума — все вернулись в пущу. А оставшихся оказалось слишком мало, чтобы взять город. Я шел за ними — единственный уцелевший из гарнизона. Так и прошел в город. Ну а ты благополучно привел своих поселенцев, а их жены и дети вошли в ворота вообще раньше крашеных дьяволов. Если бы молодой Бальфус с Грызуном не задержали пиктов, смерть настигла бы всех в Конайохаре. Я видел то место, где парень с псом приняли бой. Они лежали у штабеля мертвых пиктов; семеро, зарубленных топором или разорванных клыками, и другие, нашпигованные стрелами.
О боги, какая это была битва!
— Настоящий мужчина, — сказал Конан. — Пью за тень его, и за тень пса, не знавшего страха.
Он отпил часть вина и особенным таинственным жестом вылил остаток на пол, разбивая кубок.
— Десять пиктских голов оплатят его жизнь, и семь — пса, который оказался лучшим воином, чем многие мужчины.
И следопыт, глядя в суровые голубые глаза, знал, что клятва варвара будет выполнена.
— Форт не отстроят?
— Нет. Конайохара утрачена для Аквилонии. Границу перенесли за Реку Молнии.
Следопыт вздохнул и покосился на свою ладонь, огрубевшую от рукоятей меча и топора. Длинная рука Конана протянулась через весь стол за кувшином вина.
Следопыт сравнил киммерийца с людьми, сидящими вокруг, с павшими над рекой и с дикарями из пущи.
Конан не замечал его испытующего взгляда.
— Варварство — естественное состояние человека, — наконец пробормотал следопыт, хмуро глядя на Конана. — Это цивилизация неестественна, она лишь — стечение обстоятельств. И, в конце концов, варварство победит окончательно.
