пошёл прочь.
— …Ты как раз успеешь залечить все раны.
Фернандо Мануэль нажал на едва заметный рычажок за своей спиной и бесшумно открыл раздвижную панель. За панелью была узкая дверь. Домингин указал на нее и задвинул панель на прежнее место.
— Врачи предупредили меня, что тебе необходимо больше спать и отдыхать. Как только ты поправишься, мы проведём расследование. А сейчас я просто настаиваю, чтобы ты отдыхал. Здесь совершенно безопасно. — Домингин развел руками и пожал плечами. — Советую прислушаться к моим словам и выполнить все рекомендации.
Пушкин кивнул в знак того, что все понял. Они распрощались.
— Президент уходит, — тихо сказал один из «стажеров». Они быстро вошли в лифт и нажали на кнопку этажа «VIP». Следом в лифт успел дюжий темнокожий мужчина в белом халате — так одевались в госпитале сотрудники администрации.
— Стажеры? — строго спросил он.
— Стажеры, — уже привычно согласились молодые люди.
— Из университета, с медицинского?
Они снова энергично закивали.
— Стажеры из университета закончили работу неделю назад, а новые ещё не прибыли. Я возглавляю здесь службу персонала, и я вас что-то не помню. Вам придется пройти со мной.
Шеф по персоналу потянулся к кнопке вызова охраны, но вдруг дернулся, словно от удара в спину, и, уже сползая на пол лифта, обернулся. В руках одного из «стажеров» был пистолет с глушителем.
— Какого чёрта?! У тебя же есть газ! — Тот, что не стрелял, сорвал шапочку и оказался блондином с длинными волосами. Ему явно надоел сковывающий костюм, к которому он не привык.
— Ненавижу эти газовые штучки. Нет ничего лучше доброй старой «беретты», — ответил стрелявший. — Ладно, шутки кончились. Папа сказал, ни в чём себе не отказывать. Так что — рок-н-ролл, пленных не берём.
Они выскочили из лифта на VIP-этаже. Первый гвардеец из президентской охраны сидел напротив лифтовых дверей, поставив автомат между ног. Он не успел даже охнуть, безмолвно свалился после выстрела. Визитеры расчистили дорогу к палате, где находился Пушкин, оставив в коридоре пять человек. Перед палатой светловолосый «стажер» поймал медсестру в последний момент перед тем, как она пыталась нажать на кнопку блокировки палат. Схватив ее за волосы и приставив пистолет к шее, он сказал:
— Не так быстро, детка. Открой мне этот блок и не дури. Иначе придется сделать тебе очень больно.
Другой визитёр, судя по всему, неплохо разбирающийся в системе безопасности клиники, набрал на клавиатуре компьютера комбинацию, блокирующую входы на этаж. Перед лифтовыми дверями опустились бронированные шторы, заклинило замки в решетках между этажами.
— Быстро — у нас на все пять минут. Потом они запустят другую программу, и мы так просто уже не уйдем. Не церемонься с ней.
Он влепил медсестре пощечину. Плача, та вставила электронный ключ. Отбросив девушку, визитеры ввалились в палату. Пушкина там не было.
После ухода президента Домингина Пётр Пушкин понял, что ему пора срочно бежать из клиники: по поводу указаний Фернандо Мануэля двух мнений быть не могло. Президент Эль-Тары всегда был вещью в себе почище кантовской, но такой отъявленной таинственности за ним прежде не наблюдалось. Надо было действовать, хотя организм отказывался это понимать. Палата явно прослушивалась. Стараясь не шуметь, Пушкин поднялся. Цепляясь за все, что попадало под руку, прошел по указанному Фернандо Мануэлем маршруту. Дверь за секретной панелью вела в глухую комнату без окон. Здесь была приготовлена сложенная стопкой мужская одежда. Пушкин осторожно затворил за собой и панель, и дверь, переоделся. В кармане пиджака оказался наполненный бесцветной жидкостью шприц в вакуумной упаковке и записка: «Это стимулятор. Вколи себе в задницу, если достанешь. Или еще куда». Почерк Фернандо Мануэля. Эх, не любил Пушкин незнакомых шприцев с незнакомым содержимым. Вроде пузырька в сказке Кэрролла — «Выпей меня!». Но выхода вроде не было. Страшно кружилась голова, руки-ноги тянуло к земле, как магнитом. Пушкин выдохнул, надорвал упаковку и сделал себе инъекцию в ногу, проколов ткань брюк. Эффект наступил неожиданно быстро: пока он по стеночке пробирался к противоположной двери, а за ней — по узкому коридорчику с такой же дверью в конце, в голове прояснилось и ноги потеряли вялость. Через систему безлюдных служебных помещений с рядами стеллажей Пушкин вышел на улицу.
На свободе предвечерне парило. Солнце, подернутое дымкой, источало щадящий свет. Откуда-то доносились звуки самбы: народ разминался перед карнавальным шествием. То есть жизнь — у кого-то предпраздничная и спокойная — не стояла на месте, увлеченная очаровательной латинской суетой, и казалось, что здесь по определению не могут никого взорвать. Машин в этой провинции мира практически не было. Проезжали какие-то ленные колымаги, отдаленно напоминающие автомобили. Но поблизости от больничного черного выхода застыл одинокий джип — не самая новая модель, но вполне приличная. Джип коротко просигнализировал светом фар.
За рулём был сам Фернандо Мануэль, по-простецки наряженный в джинсы и футболку с подростковым логотипом.
— Садись скорей, что уставился? — сказал он, распахивая дверцу рядом с собой.
— Быстро шкурку меняешь. Когда только успеваешь?
— Успеваю. Потому что никуда не спешу. Это ты быстрый: прыг на яхту, прыг с яхты. Есть что-то такое, что я должен знать, но еще не знаю?
Они свернули за угол к парадному входу в клинику, чтобы увидеть хвост президентского кортежа. Выезд к центру города временно перекрыли, и пришлось остановиться.
— Господи Иисусе, а там-то кто поехал? — спросил Пушкин, до которого начали доходить тайные детали президентского быта в Эль-Таре.
— Двойник — кто же ещё? Хороший парень, очень похож. Европейское философское образование, между прочим. Пишет книгу о человеческой двойственности. Правда, пластическую операцию ему всё равно делать пришлось. У нас без двойника нельзя — знаю, в какой стране живу. Если буду всё время на публике маячить, недолго мне быть президентом.
— А он надёжный человек?
— Насколько это возможно в наше время. Сейчас я не рискнул бы полностью доверять и самому себе. Не представляю, как бы я жил без двойника. У меня время от времени должна быть свобода действий. Официально президент отбывает сначала на свое ранчо, чтобы отдохнуть от государственных забот, а потом в Москву на презентацию «Кориолана».
— Разве ты не полетишь посмотреть «Кориолан»? — удивился Пушкин.
— Что мне его рассматривать, я и так всё знаю. Вот куплю — тогда и буду любоваться. Если куплю. А сейчас у нас будет время без лишнего шума кое-что расследовать. Я должен это сделать сам. В моём окружении не все чисто.
Со стороны клиники раздались выстрелы, затем грохнуло, полетели стекла, из окна на первом этаже вырвалось пламя. Стрельба усилилась.
— Так я и думал, — спокойно заявил Фернандо Мануэль. — Это по твою душу. Как мы вовремя решили покататься! Говорил тебе: не всё чисто.
— Кто же меня так не любит?
— Ты действительно не знаешь?
Пушкин отрицательно покачал головой. Навстречу им, по направлению к военному госпиталю, с пронзительным воем мчались полицейские машины.
— Плохо друзей выбираешь. Всё ещё ничего не хочешь мне сказать? — настойчиво продолжал Фернандо Мануэль.
— Судя по тому, что ты меня спас, иногда я в выборе друзей не ошибаюсь. Мне надо в посольство.