наименование погостов.
Между тем установленный этим документом порядок оказался недолговечным. Как это следует из цитированных докончаний Новгорода с князьями, уже к 60-м гг. XIII в. контроль князя над заволочскими данями не существовал. В дошедшем до нас тексте Устава 1137 г., который сохранился в Новгородской минее 80-х гг. XIII в. из Синодального собрания, к нему добавлены приписки «А се Обонезьскыи рядъ» и «А се Бежичьскыи рядъ», обеспечивающие сбор церковной десятины выделением двух других податных округов. Один из них находился в Обонежье, в пределах «внутренней зоны»; его топонимы были локализованы Б. А. Рыбаковым.[818] Другой – во «внешней зоне», где находились упомянутые среди топонимов «Бежицкого ряда» Бежицы и Городецк. Продолжительная действенность приписок, в отличие от самого Устава 1137 г., подтверждается, в частности, Откупной грамотой Якима Гуреева и Матвея Петрова у наместника Григория Васильевича на княжеский суд в Обонежье, выданной в 1460 г.[819] Территориальные пределы этого суда детально совпадают с границами податного округа, учрежденного «Обонежским рядом».
Вопрос о времени заключения «Обонежского» и «Бежецкого» договоров – иными словами, о времени преобразования декларированных в Уставе 1137 г. княжеских прав – достаточно сложен. Но он весьма значителен, поскольку западная граница Бежецкого податного округа практически идентична границе между Бежецкой пятиной и Бежецким Верхом, т. е. между «внутренней» и «внешней» зонами. Не с этим ли преобразованием княжеских прав связано само формирование этих зон?
Для дальнейших наблюдений следует воспроизвести текст «Бежецкого ряда»: «Въ Бежичихъ 6 гривен и 8 коунъ. Городецьке полпяты гривны. Въ Змени 5 гривен. Езьске 4 гривны и 8 кунъ. Рыбаньске гривна волжьская. Вы Изьске полъ гривны волжьская».
Названные в этом тексте пункты локализованы А. Н. Насоновым в верховьях р. Мологи, которая в районе современного города Бежецка протекает через оз. Верестово. Городу Бежецку соответствует древний топоним Городецк (иначе Городец Палиц). Бежецк еще в XVII в. оставался административным центром Городецкого стана в Бежецком Верхе[820]. Остальные пункты (кроме неустановленного Изьска) располагаются ниже Городецка в такой последовательности: погост Бежицы в 10 км от Городецка, при оз. Верестове; погост Узмень (Възмень) – в 18 км ниже Городецка; с. Еськи на Мологе (Езьскъ) – в 25 км от Городецка; с. Рыбинское на Мологе (Рыбаньскъ) – в 42 км от Городецка.[821]
В момент заключения «Бежецкого ряда» территория, указанная в нем, составляла единый податной округ, который, однако, распался в начале 60-х гг. XIII в. Согласно «Бежецкому ряду», князь, как и в Обонежье, имел в Бежецке и Городецке право суда, но оно при князе Дмитрии Александровиче, т. е. в конце 1263 г. или в 1264 г., было прервано на три года: «А судъ, княже, отдалъ Дмитрии съ новгородци бежичяномъ и обонижаномъ на 3 лета, судье не слати»[822]. Тогда же Городецк перешел в кормление к некоему Ивану, о чем специально был информирован в докончаниях преемник Дмитрия Александровича на новгородском столе князь Ярослав Ярославич: «а Городець, княже, далъ Дмитрии с новгородци Иванку; а того ти, княже, не отъяти»[823]; «Городьць Палиць а то есме дали Иванкови»[824].
Сколько времени Иванко был на этом кормлении, неизвестно, что, однако, и не столь существенно, поскольку Бежецкий Верх был тогда необратимо разделен на Бежецк и Городецк: во всех последующих докончаниях между Новгородом и князьями названные волости обозначены уже не как административно- территориальное единство, а как особые территориальные и податные образования: «А се волости новгородьскые: Бежиче, Городець Палиць, Мелечя, Шипино, Егна» и т. д.
Изложенное обстоятельство важно для датирования берестяной грамоты № 718, имеющей прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Этот документ был найден в 1990 г. при раскопках на Прусской улице Новгорода в слое XIII в. и содержит следующий текст: «На Городьцькемъ погрод(ье): дани 30 гр(и) вьнь бежи(ц) ькая, цьрныхъ кунъ 40, меду 3 берковьске, яловице 3, дару 2 гривьне; децысы(мъ) […] (гри) вьне, полъти 2, г(ърнь)ць масла, сани, 2 попон(е), 2 меха, 2 клетищя».[825]
Слово «погородье» известно из уставной смоленской записи о размерах поступления доходов, где оно означает государственный доход с городов[826]. Как это очевидно, грамота № 718 является записью сумм в деньгах и натуральном продукте (мед, яловицы, масло, сани, попоны, мешки, грубая ткань – «клетище»), следующих главному получателю дани и «детским». Коль скоро «детскими» назывались должностные лица княжеского двора, под главным получателем дани следует понимать князя, чему соответствует и упоминание предназначаемых именно князю «черных кун».
Между тем Русская Правда содержит положение, согласно которому сумма, следующая сборщикам государственных податей (в данном случае – детским), является производной от суммы, причитающейся князю: «А от 12 гривну – емцю 70 кунъ» (Краткая Правда); «А се наклады: 12 гривенъ – отроку 2 гривны и 20 кунъ» (Пространная Правда), что отражает один и тот же процент сборщику от исходной суммы: 70 кун (при равенстве гривны 25 кунам) тождественны 2 гривнам 20 кунам[827]. В комментируемом тексте сумма, причитающаяся князю в деньгах, равна 70 гривнам (30 гривен дани и 40 гривен черных кун; дар, естественно, в общий подсчет не входит, равно как и натуральный доход). Расчет по указанной Русской Правдой пропорции устанавливает, что детским причитается 16,33 гривны; поэтому можно было бы предложить для дефектного места текста конъектуру: «децькы[.мъ полъ 17 гри]вьне». Однако уцелевшая верхушка титла при утраченной цифре расположена в позиции, не позволяющей уместиться слову «полъ». Вероятнее конъектура «децькы[жъ по 4 гри]вьне», предполагающая, что в сборе податей принимали участие четверо детских, получивших, таким образом, в общей сложности 16 гривен.
До разделения волостей в 1263–1264 гг. с Бежецкого Верха ежегодно собиралась сумма в 21 гривну и 16 кун, т. е. 21,64 гривны (6 гривен 8 кун с Бежиц + 4,5 гривны с Городецка + 5 гривен с Узмени + 4 гривны 8 кун с Езьска + 1 гривна с Рыбаньска + 0,5 гривны с Изьска). Грамота № 718 оперирует суммой в 86 гривен (70 гривен князю + 16 гривен детским). Но эта сумма практически ровно в четыре раза превышает годовую норму податей, следующих с Бежецкого Верха по «Бежецкому ряду» (21,64 х 4 = 86,56). Следовательно, речь в грамоте идет о получении четырехлетней недоимки с единой территории Бежецкого Верха, а сама грамота, таким образом, не может быть датирована временем более поздним, нежели начало 60-х гг. XIII в.
Между тем само наличие этой четырехлетней недоимки является еще одним датирующим элементом грамоты, резко углубляющим ее дату. В зиму 1224/25 г. новгородцы вступили в жестокий конфликт со своим князем Всеволодом Юрьевичем (внуком Всеволода Большое Гнездо) и его отцом Юрием, которые захватили Торжок. Разрыв с Всеволодом Юрьевичем привел к перемене на новгородском столе, на который был приглашен черниговский князь Михаил Всеволодович, «и бысть льгъко по волости Новугороду». Добившись возвращения захваченных в Торжке товаров, Михаил, однако, заявил новгородцам: «не хочю у васъ княжити, иду Цьрнигову; гость ко мне пускаите, а яко земля ваша, тако земля моя». Новгородци же много уимаша и, молячеся, и не могоша его умолити, и тако проводиша и съ цьстью»[828]. В результате новгородцы вынуждены были послать за князем в Переяславль и взять на стол Ярослава Всеволодовича, четырехлетнее правление которого вызвало в Новгороде недовольство, приведшее к тому, что в зиму 1228/29 г. князь Ярослав получил ультиматум: «забожницье отложи, судье по волости не слати; на всеи воли нашеи и на вьсехъ грамотахъ Ярославлихъ ты нашь князь; или ты собе, а мы собе»[829]. Последовавший разрыв с Ярославом вернул на новгородский стол Михаила Всеволодовича, который к концу апреля 1229 г. пришел в Новгород «и целова крестъ на всеи воли новгородьстеи и на всехъ грамотахъ Ярославлихъ; и вда свободу смьрдомъ на 5 лет дании не платити, кто сбежал на чюжю землю, а сим повеле, къто сде живеть, како уставили переднии князи, тако платите дань»[830]. Очевидно, что имеется в виду льгота тем смердам, которые бежали из Новгородской земли от князя Ярослава, т. е. четыре года тому назад, и решение о сборе четырехлетней недоимки за тот же срок с податных новгородских территорий. К 1229 г., таким образом, логично относить и комментируемую берестяную грамоту, фиксирующую сбор четырехлетней недоимки с одной из таких территорий. Но, если это так, значит «Бежецкий ряд» с фиксированными в нем нормами существовал уже к 1225 г.
Имея в виду этот вывод, я решительно расхожусь с А. В. Кузой, предположившим, что «Бежецкий ряд»
