каждый год во время праздника Долгого Дня. Дань составляют: тысяча седел из лучшей кожи и дерева, тысяча мечей из лучшей стали, тысяча кинжалов такого же качества, десять тысяч наконечников для стрел такого же качества, десять тысяч тюков тонкой шерсти, десять тысяч тюков тканого шелка и десять тысяч стальных монет.
На миг в зале воцарилась тишина.
— Я понял, — прокашлялся Правитель. — Даже отложив на миг тот факт, что это не подлежит обсуждению, я хотел бы спросить, понимает ли Вождь Киага, что весьма затруднительно ткать шерстяную ткань, не получая сырья — стриженой шерсти с равнин?
Посол нетерпеливо отмахнулся.
— Разумеется, вы вольны покупать нашу шерсть, как и в прошлом. Лишь цена будет изменена. До сего дня она была равна одной унции серебра за сто весовых мер шерсти. Отныне и впредь она устанавливается в десять раз выше.
— Эти требования абсолютно неприемлемы, — несколько устало произнес Правитель Тарсиса. — Мы не видим причин, по которым стоило бы менять веками сложившиеся отношения между городом и вашим народом. Как бы то ни было, если наши условия обмена и цены кажутся вам не соответствующими истинной стоимости, что ж, мы готовы к переговорам.
— Вы не поняли намерений Киаги — Меткого Лука, — прошипел посол. — Он не желает вести переговоры. Вы должны принять его условия, в противном случае вас ждут война, осада и истребление!
— Все предельно ясно, — спокойно продолжил Правитель. — И все же нам в любом случае придется обсудить кое-какие вопросы с вашим посольством. А пока что я приказал устроить завтра вечером большой пир по случаю появления первого посольства от нового Властелина Равнин.
— Мы принимаем ваше предложение, — сказал Ялмук. — Но учтите, у вас мало времени. Через три заката и рассвета мой Вождь прибудет в наш лагерь, и, если он не будет удовлетворен моим докладом, он сотрет Тарсис с лица земли!
Посол развернулся и, не поклонившись, пошел к выходу. За ним последовали его соплеменники. Как только дверь за ними захлопнулась, советники заговорили.
Советник Рукх начал первым:
— Я не ослышался? Этот вшивый и блохастый степной шакал требует дань с нашего города да еще и угрожает нам?
— Успокойтесь, — сказал Правитель. — Это же всего лишь торговля. Вождь кочевников первым взял слово и, естественно, заломил неприемлемую цену. Так он заранее обеспечивает себе положение великодушного и разумного политика, когда ему придется выдвинуть какие-нибудь менее абсурдные требования.
— Мой господин, — обратился к нему Мелкар, — я думаю, вы недооцениваете Киагу. Боюсь, он собирается получить все до последней монеты, а в случае отказа — привести в исполнение свои угрозы. Нужно немедленно подготовить город к обороне.
— Я уже отдал необходимые указания, но, надеюсь, обойдется без крови.
Завтра на банкете начинаем прощупывать этих дикарей. У нас есть три дня, чтобы отколоть их от своего Вождя. Этого времени должно хватить.
Правитель Тарсиса обвел банкетный зал довольным взглядом. Пока все шло в соответствии с его планами. Дикари орали, пили, жутко воняли, отвратительно вели себя, но пока что до откровенных потасовок дело не доходило. По периметру зала стояли стражники с дубинками наготове, но Правитель не очень-то надеялся на эту охрану. В Тарсисе было мало своих воинов. Городская стража давно уже превратилась в чисто полицейскую команду — плохо обученную и неэффективную.
Все члены Высшего Совета, сняв маски, веселились и улыбались, словно находясь в кругу самых близких людей. Перед каждым из них сидел один из членов посольства, а за дальними концами стола веселились и пировали приглашенные аристократы Нижнего Совета.
Рядом с Правителем сидели Ялмук и шаман, которого называли Говорящий с Тенями. В его компетенцию входило общение с духами умерших, а также тысячами мелких божков и десятком главных божеств жителей степей. Видимо, шаман был крупной шишкой среди своих соплеменников. Он все время находился рядом с Ялмуком, который то и дело обращался к нему за советом. Правитель Тарсиса понял, что шаман — тот человек, которого надо разрабатывать. Проблема была в том, на что может клюнуть этот шарлатан.
— Почтенный Говорящий с Тенями, — обратился к нему Правитель, — это по воле ваших богов Киага — Меткий Лук возвысился до положения Повелителя Пыльных Равнин?
Из-под завесы амулетов и всякой дребедени на него глянули ничего не говорящие глаза шамана.
— Все духи наших предков пришли ко мне и сказали, что Киага и есть тот, о ком пророчествовали долгие века.
— Понятно. То есть это благодаря тебе он стал Вождем?
— Благодаря воле предков, — ответил шаман, — и благодаря своей силе и своему уму. После долгих лет вражды он сумел объединить многие племена.
— Как это впечатляет, — сказал Правитель и подумал, что дело идет, пожалуй, в нужном направлении. Если этот колдунишка помог Киаге стать Вождем, то он должен считать себя по крайней мере равным ему, если не ставит себя выше.
Наверное, любой недостаток почестей он воспринимает как личную обиду.
— Твой Вождь должен ценить тебя и ставить выше всех остальных соплеменников.
— Мой Вождь слушает, когда я говорю, — спокойно ответил шаман.
— Да, он слушает своего мудреца, — вставил свое слово Ялмук, — но Вождь знает, что его слова и сила покоятся в мечах и луках его верных воинов!
С этими словами он залпом осушил изрядных размеров кубок с вином.
— У Вождя должны быть воины, — продолжил шаман, — но лучшие стрелки и всадники не помогут ему, если не будет он в согласии с богами и духами предков.
— Как скажешь, шаман, — пробурчал Ялмук. Через несколько минут посол встал и пошел вдоль стола, и Правитель мог доверительно поговорить с шаманом один на один.
— Похоже, посол думает, что он выше тебя, — прокомментировал он.
Говорящий с Тенями коснулся кончиками пальцев обода бубна.
— Он — великий Вождь своего племени, уступающий только моему господину, который ценит его больше других.
— Я уверен, что это место должно принадлежать тебе — тому, кто привел Киагу к вершине власти и сделал так, чтобы все племена признали его своим господином.
— Киага — Меткий Лук выбирает и решает так, как считает нужным. Негоже обычному человеку подвергать сомнению или обсуждать его решения.
— Ну конечно же. Но мы здесь, в Тарсисе, умеем ценить заслуги по достоинству.
В этот момент Ялмук вернулся к их столу. Через некоторое время шаман присоединился к группе придворных дам, которые заинтересовались обычаями и обрядами его племени. Правитель Тарсиса получил возможность поговорить с послом один на один.
— Ваш шаман, похоже, высоко себя ценит, — заметил он как бы невзначай.
— А, все эти говоруны с тенями ставят себя выше, чем нужно, — буркнул кочевник, явно с трудом ворочая мозгами и языком от выпитого вина. — Они не работают, у них нет табунов, они не воюют, и при этом они считают, что имеют право жить лучше других да еще и презирать всех остальных.
— Полностью согласен с тобой. Кстати, заметь — в Тарсисе жрецы не лезут в государственные дела. Они занимаются делами божественными, а мы, люди торговые и военные, занимаемся земными проблемами. Я знаю, что ты — вождь великого племени. И как правитель правителя, я понимаю, что тебя задевает то, как много чести выпадает на долю кого-то колдуна, а не достойного человека вроде тебя и твоих воинов.
Ялмук покачал головой:
— Я никогда не оспорю решений своего Вождя. Он не такой, как другие люди.
— Конечно нет. Ты ведь верный слуга своего господина. Поверь, я, как никто другой, знаю цену истинной верности. И я знаю, что такие люди, как ты, никогда не предадут своего Вождя, а вот ваш шаман…
