могли бы появляться и исчезать, не привлекая лишнего внимания. Быть может, мы будем прибегать к тайным операциям в ходе расследования нашего дела.
— В Старом Городе я знаю множество укромных уголков. Но вот насчет комфорта — даже я чувствую себя там неуютно, — сказала Ракушка, а затем, помолчав, добавила:
— А почему бы нам не остаться там, где мы уже бывали?
Корабль Станбога — довольно безопасное место. Во всяком случае, окрестные жители любят старика и всегда предупреждают об опасности.
— Неплохая идея, — согласился солдат. — К тому же у нас теперь есть чем расплатиться со стариком.
Нистур кивнул:
— Хоть он и клянется, что не занимается колдовством, я более чем уверен в том, что он сумеет применить к делу парочку защитных заклинаний. К тому же Мирса, по-моему, стоит трех-четырех наемников, которых сплошь и рядом вербуют в эти дни в городе.
— Итак, к Станбогу, — сказал Железное Дерево. — Если он, понятно, не будет против. Кстати, а что ты скажешь о самом Правителе города?
— Ты имеешь в виду, не сам ли он разделался с посланником? — поинтересовался Нистур.
— Для нас никто не может быть свободен от подозрений. Это же гнилой город, одни торгаши. Как ведь обычно начинаются все мелкие войны, в которых такие, как я, добывают свой хлеб? Два аристократа не поделят титул или кусок земли и, подумав, решают выяснить это дело при помощи силы. Все честно и открыто. У кого больше денег, чтобы нанять солдат, больше мозгов в голове, чтобы правильно вести войну, тот и победил. Здесь же все наоборот. Все клянутся друг другу и Правителю в верности, а на самом деле каждый второй готов вступить в сделку хоть с Киагой, хоть с чертом, лишь бы сорвать свой куш.
— Увы, ты абсолютно прав, — печально вздохнул Нистур. — Никому здесь доверять нельзя. Остается рассчитывать только на самих себя. Вот я и хочу доверить нашей юной подруге одно важное дело.
— Какое? — подозрительно прищурившись, спросила Ракушка.
— Не беспокойся. Тебе, я думаю, даже понравится. Ты ведь на дне города своя в доску. Знаешь наперечет всех воришек, шлюх, попрошаек. Эти люди вряд ли согласятся что-либо рассказывать официальным лицам. По возможности они просто смоются при нашем приближении. Но тебе они могут рассказать очень многое.
Походи среди них сегодня, поспрашивай, не видел ли кто-нибудь чего-либо необычного в ночь убийства, не слышал ли какого разговора… Будь готова приплатить за информацию.
Вынув несколько монет из кошелька, он протянул их девушке и спросил:
— У тебя есть оружие?
Ракушка покачала головой:
— Был маленький нож, но тюремщики забрали его и не отдали.
— Тогда купи себе другой. И не такой, чтобы кошельки срезать, а побольше, чтобы можно было защититься. Вечером приходи к Станбогу — расскажешь нам, что узнала.
— Договорились, — сказала девушка и, прежде чем уйти, убрала серебряную печать под тунику. — Лучше не показываться с этой штукой на людях. Там, где я ошиваюсь, знак Правителя будет нервировать людей. Да и убить могут за серебряную-то штучку.
— Может быть, это вовсе и не серебро, а только посеребренная сверху медь, — предположил Железное Дерево.
— Поверь мне, я знаю людей, которые готовы убить и за такой кусок меди. А другие, узнав, что это печать Правителя, еще и приплатят, лишь бы получить возможность замочить того, кто ее носит. Ладно, вечером увидимся.
Ракушка бесшумно, словно кошка, исчезла в темноте.
— Не понимаю, как эта девчонка до сих пор жива, крутясь в этом гадюшнике, — сказал Железное Дерево.
— Да уж, крутиться ей приходится изрядно, — согласился Нистур, а затем, помолчав, хлопнул приятеля по плечу и сказал:
— Пойдем, дружище. У нас есть еще несколько часов до наступления темноты. Я не хочу больше никого допрашивать, пока не выясню, каково же положение самого города. Давай-ка займемся этим делом.
— Согласен, — ответил Железное Дерево. — Посмотрим, в каком состоянии стены, поглядим на лагерь кочевников. Хотя подожди, а почему это ты все время командуешь? Тоже мне, начальник нашелся на мою голову. Не забывай, кто кому отметину поставил на шее.
— Об этом я не забываю ни на минуту, — заверил его Нистур, машинально потирая клеймо. — И все же, я полагаю, ты согласишься, что язык у меня подвешен лучше. Во мне говорит поэт. И всякого рода умственные упражнения мне чрезвычайно приятны. Что скажешь, если мы поделимся следующим образом: ты следуешь моим указаниям в ходе следствия, я же буду беспрекословно подчиняться тебе, окажись мы втянутыми в бой или попади в общую заваруху со всем городом? С готовностью полагаюсь на твой боевой опыт.
— Пока согласен, — буркнул Железное Дерево.
Когда они направились мимо стен дворца через площадь к Северным воротам Тарсиса, Нистур спросил:
— Не думаешь ли ты, что пришло время рассказать, почему один из местных аристократов решил убрать тебя? Сначала я не спрашивал, потому что речь шла о моей работе и это было не моего ума дело. Но теперь мы связались с этими негодяями, и в целях нашей общей безопасности я хотел бы выяснить, чем и кому же ты так сумел насолить. Железное Дерево развел руками:
— Поверь, знал бы сам — рассказал бы тебе. Я вовсе не собираюсь подвергать нас еще большей опасности. Но я действительно понятия не имею, почему один из местных аристократов так возжелал моей смерти. Я в городе меньше месяца, тихо проживал полученные за последнюю войну деньги. Я ни с кем не общался, кроме как с нашим братом-наемником да с посетителями кабаков у старого волнолома. Хотя я, конечно, всего не помню… — Его голос дрогнул.
— Что? Ты хочешь сказать, что ко всем остальным удовольствиям у тебя еще и провалы в памяти?
— Иногда случается что-то вроде того. Но в последнее время не было. — Железное Дерево покачал головой. — Нет, я уверен — ни с одним из местных аристократов дел у меня не было.
— Ну и ладно. Аристократов-то и в лучшие времена не поймешь. Может быть, он шлялся по городу переодетым и ты обыграл его в кости. А может быть, его с женой проносили по городу в паланкине, а та слишком внимательно посмотрела на тебя из-за занавески, вот он и взбеленился.
— Все возможно, — признал Железное Дерево. — Может быть, он вообще принял меня за кого-то другого. Ничего, скоро все выяснится. Сейчас важнее подумать, как выпутаться из той западни, в которой мы оказались.
Приятели прошли дворцовую ограду и вышли на широкую улицу, ведущую прямо к одним из трех городских ворот. Нистура поразило то, как различаются две ее стороны. С юга возвышался один из добротных кварталов с большими красивыми домами и дорогими лавками. А по другую руку — с северной стороны — начинался Старый Город, не признаваемый городскими властями, считающийся заброшенным.
Большинство его высоких зданий разрушилось во время Великой Катастрофы, а те, что сохранили свои два-три этажа, стояли теперь словно пустые каркасы, зияя провалами окон, будто пустыми глазницами. Здесь Катастрофа прошлась обычным землетрясением, за которым всегда следуют опустошительные пожары. В Старом Городе не осталось ни одного деревянного сооружения, а все устоявшие при землетрясении здания изрядно обгорели.
— Судя по высоте руин, это был один из богатейших и роскошных районов города, — заметил Нистур. — Надо же — такой ущерб. Теперь понятно, почему Тарсис так и не оправился после Катастрофы.
— У этих торгашей просто духу не хватило, — презрительно бросил Железное Дерево. — Я видел города, от которых после Катастрофы камня на камне не оставалось. Так они просто заново отстроились. Даже не подумаешь, что их коснулись такие потрясения. А с этих чего взять?
— Я от них тоже не в восторге, но нужно быть справедливым: город обслуживал гавань, которая после Катастрофы исчезла.
