— Построим хижину, — бодро отозвался Франсуа.
— Как? У тебя даже топора нет!
— Солей говорит, там поблизости индейцы, друзья Реми. Ну, а в крайнем случае, я и с одним ножом справлюсь. Не будет ножа — зубами! — в выражении его лица была какая-то пугающая отрешенность. — У тебя будет место, где ты сможешь по-человечески жить. И не забывай: там не будет англичан, а значит, стрелять можно сколько хочешь!
У него и патронов-то почти не осталось. Все это знати. И все-таки его голос как-то убеждал. Верилось: Франсуа сдюжит, не подведет.
И тут случилась беда — заболела Селест. Началось с кашля, потом появилась боль в груди, потом — лихорадка. Солей обнаружила это утром, когда она проснулась от кашля подруги. Эту ночь они провели под открытым небом; оленью шкуру, под которой спали, покрыл легкий снежок, его пушинки запутались в волосах Селест, выбившихся из-под их общего покрывала. Солей села, поежилась от холода. Вставать не хотелось, но надо; вон брат уже давно на ногах, пора в путь, нельзя терять времени, пока светло. Единственный способ не замерзнуть — это двигаться, идти…
Солей выскользнула из-под шкуры, сбегала в лес, вернулась — Селест все спала.
— Вставай, время! Солнце уже проглядывает, Франсуа рыбу жарит!
Селест не пошевелилась, и Солей наклонилась, чтобы растолкать соню. Прикоснулась к ее щеке — как огонь! Бросилась к брату:
— Франсуа! Быстро сюда! Селест вся горит!
Он бегом ринулся к ним, упал на колени, наклонился, нахмурился. Селест открыла глаза, они были подернуты какой-то пеленой, будто незрячие.
— Антуан? — пробормотала она. Господи, как больно слышать это имя!
— Нет, это я, Франсуа, — мягко произнес он. — Ты можешь встать?
— Конечно, — ответила она как-то механически, но даже не пошевельнулась. — Где мы? Уже на Мадаваске?
Франсуа и Солей молча переглянулись, потом Солей ответила:
— Нет. Нужно двигаться. Ты идти сможешь?
— Конечно, — повторила Селест, но, когда они попытались помочь ей сесть, она не смогла, а как-то осела у них в руках.
Солей проглотила комок в горле и вполголоса проговорила:
— Что делать? Идти она не может, а еще одна такая ночь — без крыши над головой… — она не договорила и замолчала, чтобы не заплакать.
— Да, здесь нельзя оставаться. Где мы вообще-то? Ты не знаешь, далеко до следующего поселка? Или хоть до хижины какой-нибудь?
Солей в отчаянии огляделась.
— Не знаю! Тут никаких ориентиров нет, все белое…
Франсуа на секунду задумался.
— Мы ее понесем на себе.
Солей замахала руками:
— Я ее поднять не смогу, да и ты… — она замолчала; не стоит ему говорить о том, как он выглядит.
— Не на спине! Сделаем волокушу, у индейцев я видел такие. Залезай-ка обратно, погрейтесь, пока я палки поищу.
— Ой, она вся горит! — воскликнула Солей, послушавшись совета брата.
— Ну вот, быстрее согреешься! Присматривай тут за ней, я быстро!
Солей обняла больную, крепко прижат ее к себе; Селест была в забытьи и даже не пошевелилась; только несколько раз кашлянула.
Солей смотрела вверх, в серое зимнее небо. Может быть, все-таки он есть там — всемогущий и милостивый!
— Господи, услышь меня! — шептала она. — Спаси ее! Не дай ей умереть, ведь мы уже столько прошли, столько мучений позади! Не дай нам умереть!
И как будто в ответ ребенок у нее в животе легонько ударил ножкой. Солей до крови прикусила губу. Где же Франсуа?
46
В начале декабря 'Вайолет' — судно, в трюмах которого томилось около четырехсот ссыльных акадийцев, почти достигло юго-западного побережья Англии. Но оно так и не дошло до порта назначения. В корпусе обнаружилась течь — и ледяная вода Атлантики хлынула внутрь судна. К тому времени старики и младенцы уже все перемерли, а оставшиеся давно пали духом, им было все безразлично. Но, как часто бывает, смертельная опасность пробудила у многих из них неистребимую жажду жизни, а у них — спокойную и благородную готовность достойно принять этот последний удар судьбы.
Бертин Сир всегда считал себя трусом. Он унижался перед своими мучителями, он плакал. Другие этого не делали, и Бертин ненавидел себя за то, что он не такой. О, как за него было бы стыдно отцу, если бы он каким-то чудом обо всем узнал!
И вот сейчас судно все больше и больше кренилось, на палубе наверху слышались крики и беготня, и Бертин понял, что это конец. Плавать он не умеет, а если бы и умел, все равно его никто не выпустил бы отсюда… Вот крен уже такой, что всех обитателей трюма кинуло к одному борту. Образовалась куча из человеческих тел: многие только сейчас проснулись. Закричали женщины, заплакали дети.
Бертина схватил за руку Жозеф Трудель, его одногодок, тоже, как и Бертин, лишенный семьи.
— Что это? Что происходит? Боже, мы тонем!
Чей-то могучий голос на время заглушил крики и проклятия:
— Боже всемогущий, спаси наши души, дай нам мужества умереть как мужчинам, а не как презренным невольникам!
Бертин сжал руку друга. 'Да, — подумал он, — я был трусом, но теперь у меня есть возможность искупить свой грех. Отец не узнает, но, быть может, почувствует, что ему не надо стыдиться за сына'.
Он встал на колени, помог Жозефу сделать то же самое — и вознес молитву всевышнему. Он не почувствовал ледяной воды, которая поднималась все выше — сначала до пояса, потом — до шеи. Он не знал, что недалеко, с палубы другого корабля, трагедию 'Вайолета' видел его брат Пьер, он не слышал оглушительного взрыва, который потряс корабль, когда тот проваливался в пучину. Бертин не боялся, не боялся ничего и никого. Наконец-то. Первый и последний раз в жизни.
Пьер вышел с Анри на палубу за несколько секунд до того, как капитан их судна 'Герцог Вильгельм' увидел, что происходит с 'Вайолетом'. Наверху гулял пронизывающий ветер, и Анри сразу замерз и задрожал. Пьер тщательно закутал сына в свою одежду.
— Подожди, сынок, сейчас пойдем обратно, нужно хоть немножко подышать свежим воздухом! — с этими словами он прижал к груди головку Анри. Вспомнил умершую жену Аврору — повезло ей, она ничего этого не видит. Вспомнил Сесиль Меньо — тихую, застенчивую девушку, почти уж совсем было согласившуюся выйти замуж за вдовца. Где-то она сейчас?
Пьер двинулся по обычному маршруту по палубе — и вдруг услышал крик сверху; слов он не понял, но видно было: что случилось что-то необычное, — наблюдатель поспешно спустился по вантам и со всех ног кинулся к мостику.
— Земля, что ли, наконец? Неужели мы когда-нибудь сойдем на землю с этого вонючего корыта? — спросил один из братьев Дюбеи Этьен, разлученный англичанами с женой и маленькой дочкой.
— Да вряд ли из-за этого такую панику бы подняли…
