Двора».
Этот скромный образ жизни был, однако, потрясен грозовым ударом, поразившим его родных. Его тесть, князь Гагарин, Сибирский губернатор, обвинявшийся в разных служебных злоупотреблениях, должен был, летом 1721 г., предстать перед судом. «Его семь раз подвергали пытке, но не могли добиться от него признания вины. Наконец, его присудили к повешению, против Сената[53] , на более высокой виселице, чем обычно полагалось, так как, будучи губернатором, он в то же время был сенатором. Тело князя было оставлено на виселице, но сенаторы, крайне смущенные иметь его, во время заседаний, перед глазами, неоднократно входили к Петру с представлениями, умоляя его распорядиться о снятии тела и указывая на то, что присутствие его унижает в глазах народа их почтенное учреждение, вызывает к ним презрение тех, кого они призваны судить, и подрывает подобающее им послушание. Наконец, Петр, которому эти ходатайства надоели, приказал убрать тело и повесить его на обыкновенной виселице».
Внук Ивана — Алексей Гаврилович Головкин — был последним представителем этой, так называемой русской ветви Головкиных. «Он не пожелал жениться, — говорит о нем граф Федор, — также как и его сестра Елисавета не вышла замуж, и, затратив все свои богатства на покупку картин, камней, статуй, минералов и тысячи различных редкостей[54], был свидетелем, как при занятии Москвы французами, его музей один из великолепнейших в то время, превратился в пепел[55]. Он сам сошел со сцены этого мира в 1823 г. вследствие недостатка средств к продолжению подобающего его положению образа жизни. Вместе с ним прекратилась только что зацветшая ветвь его рода, и исчезли огромные богатства, выпавшие на его долю».
Александр (1689–1760), второй сын канцлера, сделался родоначальником второй, так называемой заграничной, ветви Головкиных. О нем будет речь в третьей главе.
Трагическая участь постигла младшего сына великого канцлера, Михаила (1701–1744). Благодаря своему браку с Екатериной Ивановной Ромодановской, дочерью «князя-кесаря», Федора Юрьевича, он, казалось, обеспечил себе блестящую карьеру и огромное состояние. Михаил Головкин вступил в жизнь с необыкновенным блеском. Царь удостоил его, как своего любимца, чести личного своего участия в устройстве его свадьбы и так добросовестно взялся за это дело, что под вечер все приглашенные, не исключая самих новобрачных, уже не были в состоянии удержаться на ногах.[56]
Карьера Михаила Головкина, при преемниках Петра I, становилась менее быстрой, чем можно было ожидать по ее началам. Под руководством своего отца, старого и хитрого канцлера, Михаилу удалось избежать отмели и подводные камни, которые в царствование Екатерины I угрожали всем приверженцам старорусской партии, враждебной Меншикову. Восшествие на престол Петра II, а затем императрицы Анны, двоюродной сестры его жены, избавило его от всяких забот, но, вследствие его легкомысленного характера, не дало ему также такого политического положения, какое в России так часто предшествует быстрому падению. Тем не менее, во время регентства Анны Леопольдовны честолюбие побудило его принять должность вице-канцлера императора-ребенка Иоанна Антоновича. Это было его несчастьем. За произведенным Минихом, ночью государственным переворотом последовал другой переворот, учиненный Елисаветой. Миних, Остерман, Левенвольде и Головкин сделались его жертвами и Сибирь была их участью.
Я не буду повторять исторических данных, приводимых Гельбигом [57], князем Яковом Петровичем Шаховским[58], саксонским посланником Пецольдом и многими другими об этой катастрофе. Они слишком хорошо известны не только ученым, но и большой публике, особенно благодаря уменью, с которым они описаны одним из наиболее изящных историков этой эпохи[59].
Мы имеем также подробное описание ссылки, которую перенесли Михаил Головкин и его жена в Восточной Сибири, и обязаны этим описанием перу Хмырова. Следуя приемам славянофилов, старавшихся окружить московский период русской истории блестящим ореолом, этот историк часто сопровождал свой рассказ, за неимением достоверных сведений, фантастическими прикрасами, но то, что он рассказывает об одиссеи супругов Головкиных в стране якутов, основано на тщательном исследовании документов того времени[60].
В течение более чем двух лет несчастные блуждали по обширным пустыням этого ледяного края, отыскивая место своей ссылки. Но приведем здесь слова графа Федора. Его рассказ хотя в некоторых отношениях и не совсем точен, но все же имеет то преимущество, что основывается на сообщениях одного из главных действовавших лиц этой драмы — графини Головкиной, урожденной Ромодановской.
«Любимец своего отца, — говорит граф Федор, — очень красивый и прекрасно воспитанный, младший из трех братьев, Михаил, имел быстрый и блестящий успех. Назначенный в молодые годы посланником в Берлине и в Париже, он скоро вернулся оттуда[61], чтобы занять место вице-канцлера[62] или министра иностранных дел под руководством отца. Его женили на Екатерине, последней представительнице древнего рода Ромодановских и двоюродной сестре по своей матери, великой княжны, а впоследствии императрицы, Анны. Ее отец был известен под названием «князя-кесаря», потому что он занимал трон каждый раз, когда Петр I жаловал самому себе чины и награды, которые он, по его мнению, заслужил перед государством.
Петра I, Екатерины I и Петра II уже не было в живых; скончался также и великий канцлер Головкин, первый российский граф. Маленький принц Бранушвейгский наследовал престол под именем Иоанна VI, под опекой своей матери, урожденной принцессы Мекленбургской, женщины без характера, опиравшейся, с одной стороны, на герцога Ульриха, своего мужа, в чине генералиссимуса, но без власти и без дарования, а с другой стороны — на графа Линара, саксонского посланника, своего любимца, которые не знали, ни страны, ни ее обычаев, ни духа народа, ни его языка, и поэтому не могли управлять Россией. Вся забота управления лежала таким образом на графе Головкине, и он был того мнения, что правительнице следует как можно скорее отправиться в Москву, чтобы быть там вместе с сыном помазанной на царство. В его намерение входило также, чтобы в этой поездке приняла участие Елисавета, дочь Петра I и Екатерины I, честолюбивая принцесса, которую он предполагал на второй же день поездки заключить в монастырь. Так как ему надоело делать по этому поводу устные представления, на которые не обращали должного внимания, он изложил свой проект письменно и послал его с доверенным лицом, неким Грюнштейном, во дворец. Но этот человек был подкуплен[63] и начал с того, что передал пакет Елисавете, которая, прочитав и запечатав его снова тщательно, послала его правительнице. После этого Анна Леопольдовна, наконец, согласилась с доводами вице-канцлера и отъезд был решен; но, желая еще отпраздновать в С.-Петербурге день св. Екатерины, именины ее дочери, правительница дала заговорщикам время помешать этому проекту и революция разразилась в самую ночь перед праздником. Со всеми, кто не подчинился лейб-хирургу Лестоку и горсти гвардейских гренадер, которые возвели Елисавету на престол, было поступлено с неслыханною жестокостью. Первые удары постигли вице-канцлера. На предложение принести присягу новой императрице, он ответил холодно: «У меня только одна присяга и она принадлежит императору младенцу; когда он умрет, я последую примеру всей империи». Его тотчас же обвинили в измене крови Петра Великого и стали собирать самые противоречивые улики к его обвинению. Фельдмаршал граф Миних в своих «Мемуарах»[64], хранящихся в королевской библиотеке в Берлине, доходит до утверждения, будто граф Головкин, на основании своего родства с последней императрицей, старался установить право на престол в пользу своей собственной семьи. Но какую ему пришлось бы иметь за собою сильную партию, чтобы добиться этой цели, если даже принцы, призванные, в большей или меньшей степени, к престолонаследию по праву рождения, могли удержаться на троне не без большого труда? Подобные утверждения, поэтому, не заслуживают даже опровержения. Головкин был присужден к обезглавлению, но на эшафоте ему была объявлена монаршая милость; но какая милость! Он был лишен дворянства и чинов и сослан на поселение, с конфискацией всего его имущества. Его супруга, Екатерина Ивановна Головкина, поставила судей в некоторое затруднение. Это была женщина такого знатного происхождения и такой высокой нравственности, окруженная, к тому же, таким почетом, что суд не решался постановить о ней приговор; а так как ее муж ограничивался, в сношениях с ней, одним уважением, то ей предоставили выбор: или следовать за ним в ссылку, или же развестись с ним. Но она его любила неблагородным и пожелала следовать за ним в его
