процедила она.
— Здравствуй, любимая, — как можно более нежно проворковал я.
— Ты такой же, как все. Я ухожу к маме.
— Это опасно.
— Очень опасно. Для тех, кто посмеет доставить мне малейшую неприятность.
— Возьми мой амулет. У него запас силы на порядок больше твоего. Она сама сняла с меня амулет и жарко, демонстративно, поцеловала.
— Я готова, — Алёна подняла дорожную сумку.
— Ну, давай, перемещай. Я сама не умею! Не забудь навещать меня. Каждый день!
Только тут до меня дошла хитрость Алёны. Но делать было нечего, и я переместил её на Землю. К маме.
— Я знала, что ты маг. Да и твоя подружка — великая магиня. Ей, наверно, лет триста, — не упустила своей возможности Штольц.
— Давай, поговорим о тебе. Ближние родственники уехали в деревню, но, наверняка, у тебя здесь есть дальние, столица большая.
— Двоюродный дядя матери, старый зануда, живет в унылом доме в старинной части города. Даже мать не любила к нему наведываться без особого повода. Троица кузенов, но они сейчас в действующих войсках. К тому же они неженаты, гостить у них одинокой девице неприлично. Троюродный брат служит в гвардии, он женат, но у него квартира в императорском замке, охрана августейшей особы должна соблюдать особые правила, во избежание … Мне не позволят там гостить. Навестить — пожалуйста, но не жить два месяца. Есть еще двоюродная сестра матери, она двадцать лет как вдова, имеет маленькую квартиру, всего три комнаты. Её стеснять мне будет неудобно. Бедна, как церковная мышь, живет на военную пенсию мужа.
— Я дам тебе денег. В долг. Поживешь у двоюродной тети. Это лучший вариант.
— Это наказание? За что? Я пристально посмотрел на девицу. Её решительность быстро исчезла, она потупила глаза, на вид, стала скромная и застенчивая, еще немного, и я её пожалею.
Двоюродная тетя девицы Штольц, Катерина, моложавая женщина, на вид лет тридцати пяти, явно, обрадовалась родственнице, хотя узнала не сразу. Чистенькие светлые комнаты были почти лишены мебели, но огромные окна говорили о былом богатстве. Чудесный вид из окна на городской парк, крохотный, но чистый, придавал нашему чаепитию необъяснимый шарм. У Катерины сохранился гномский чай, довоенной поставки, несмотря на срок, не потерявший аромата. Я «притащил» корзинку пирожков из поместья барона Кляйна, чем заслужил понимающий взгляд девицы и благодарственный тети.
— Впервые слышу о бароне, собирающем рецепты пирожков, — усмехнулась Катерина.
— Это его собственный рецепт, — еще больше огорошил я тетю.
— А ваш граф, наверно, вышивает крестиком, — встряла в разговор взрослых моя подопечная.
— Хотел бы официально передать с рук на руки сию благонравную девицу, — поклонился я Катерине, — и вручить на два месяца её содержания скромную сумму.
— Мы родственники, она поживет у меня в гостях, я смогу её прокормить, — начала отнекиваться тетя.
— Вы родственники, но я — чужой вам человек. Не могу согласиться, — я оставил деньги. Мы пререкались ещё минут десять. Добродушно и вежливо, она потихоньку соглашалась, и в конце сдалась.
— Что привело тебя в столицу, уважаемый Альт? — проявила формальное любопытство Катерина.
— Хотел поработать в имперской библиотеке, но завяз в оформлении разрешений.
— Здесь я смогу помочь. Муж моей хорошей подруги имеет отношение к библиотеке. Я сейчас же пошлю сынишку дворника, позвать её в гости, на чай и чудесные баронские пирожки, — засуетилась Катерина.
— Я буду бесконечно обязан. А какое вино предпочитают «хорошая подруга» и её муж?
— Фея любит ликер.
— У меня с собой, совершенно случайно, в саквояже оказалась парочка бутылок ликера, «Бейлис» и «Бенедиктин». Эльфийская поставка, — я «достал» обе бутылки.
— Ещё бы у тебя не оказалось того, что надо! Я была бы удивлена, — хмыкнула девица Штольц.
— Молодая леди, тебя приведет в мирное состояние, если в саквояже окажется пара плиток шоколада?
— Темный или белый?
— Я жду ответа!
— Две плитки горького.
— Баронесса …
— Просто Катерина, — остановила меня тетя.
— Катерина, я вручаю тебе самого послушного ребенка в империи. Немного лакомства, и мы получаем тихоню.
— Тетя, я дам тебе попробовать. За шоколад этот старый, невзрачный зануда мог потребовать от меня невозможного …
— Катерина, не слушай её, обычные сладости для детей, — засмеялся я. Баронесса была шокирована. Я достал треугольный батончик белого швейцарского шоколада, моего любимого, и угостил её. Баронесса осторожно откусила малюсенький кусочек. Шоколад ей очень понравился, но эйфории, о которой говорила племянница, не вызвал. Я был удивлен, Зюс и Ферокс давно попробовали шоколад без видимого вреда для организма.
— Тётя, попробуй горького, — угостила Катерину племянница. Через пару минут я сидел в компании счастливых женщин. Грустный от новых проблем.
Фея дегустировала «Бейлис» и, не переставая, болтала с Катериной, они не виделись два дня. Мне было назначено явиться завтра утром в департамент на прием к мужу Феи. Я поспешил откланяться.
— Не обижайся на мою племянницу. В её возрасте все, кому тридцать — старики, а кто не носит попугайский наряд клоуна, тот невзрачный зануда.
— Она еще ребенок, — я поцеловал протянутую на прощание руку Катерины, чем смутил её.
Катерина.
— Какой деликатный молодой человек, — Катерина вернулась к столу.
— Тетя! Забудь, Альт — совсем не «молодой человек». Я не могу его выдавать, но тебе не нужно обманываться по его поводу, — запаниковала девушка.
— Давайте попробуем вторую бутылку, — Фея с интересом рассматривала «Бенедиктин».
— Он поцеловал мне руку, — мечтательно прикрыла глаза Катерина.
— Мерзавец, — подвела итог племянница, — он не имеет права тебя очаровывать.
— Мне Альт тоже понравился. Он двигается с необыкновенной грацией, — Фея почмокала губами, пробуя ликер, — слишком крепкий, и, безусловно, вкусный.
— Тетя, Альт на самом деле …
У девушки перехватило дыхание. Ей показалось, что руки и ноги онемели, а глаза остекленели. Наконец она смогла перевести дыхание.
— Что с тобой, девочка моя, — забеспокоилась Катерина.
— Всё в порядке.
Павел Ильич.
На следующий день я получил доступ в библиотеку. Условия для работы с рукописями были не самыми лучшими, написание букв от века к веку менялось, и к вечеру я сильно уставал. Мне были не в радость вечерние визиты Алёны, она это чувствовала, выдумывала поводы для скандалов, и я стал устраивать себе «выходные» дни от Алёны. Тем более мне стало не до Катерины с её племянницей. К осени я окончательно закопался в бумагах, неделями не встречаясь ни с кем. У друзей, в приграничье,
