устав и не на императорский указ, а на старослужащих солдат! На тех самых старых солдат, которые тебя же, мерзавца, жалеючи, учат! Вызубри это наизусть!..
Забавляясь, артиллеристы не заметили, как в казарму вошел подпоручик Кагэяма. Он обвел их всех взглядом, сразу понял, что здесь происходит, и ушел, приказав прекратить безобразие.
То ли унтера побоялись, что Кадзи нажалуется поручику за побои, но только сам Хиронака после вечерней поверки попросил Кадзи не поднимать шума, потому что, сказал он, старослужащих, наверно, переведут в другое помещение.
Кадзи только сверкнул глазами. Его уже не радовало это известие. Унтер-офицеры согласились на его предложение, только чтобы замять сегодняшний инцидент с избиением инструктора, а вовсе не потому, что беспокоились о судьбе новобранцев.
В конце мая разом покрылись цветами низины и сопки, и даже ветерок, казалось, затрепетал изумрудной молодой зеленью. Воздух был чистый и прозрачный, солнце сияло высоко в небе, лучи еще не жгли, только ласкали.
Пятьдесят километров от штаба бригады до укрепрайона Циньюньтай новобранцы прошли за один день. Без винтовок, с одними лишь штыками у пояса, в плохо пригнанном обмундировании третьего срока, они выглядели оборванцами. Шли, волоча ноги, измученные, с ввалившимися глазами, и если бы не штыки у пояса, походили б попросту на толпу беженцев. Винтовки им должны были выдать в Циньюньтае. Здесь, проходя обучение «в виду противника», им предстояло держать оборону границы.
Солдаты не подозревали, что одновременно с очередным призывом ставка отдала приказ о приведении Квантунской армии в боевую готовность. Главное содержание плана военных операций против СССР, подписанного командующим Квантунской армией генералом Ямада, сводилось к тому, чтобы, отбив атаки советских войск, удерживать линию к югу от Синцзин-Тумынь и к востоку от Дайрен (Дальний) — Синцзин, прочно закрепиться здесь и, облегчив тем самым ведение военных действий, «защищать Японию от угрозы со стороны красной России». Войска, расположенные в этом обширном районе, заранее обрекались на роль пешек, приносимых в жертву ради выигрыша во времени.
Младшие инструкторы вышли встречать новобранцев на десятый километр от Циньюньтая, захватив корзины с вареным рисом.
Солнце зашло за сопки, сумерки окутали зеленые рощи.
— Идут! — сидевшие у обочины инструкторы поднялись. На дороге, извивавшейся между сопок, показалась колонна пополнения. Совсем недавно эти люди покинули родные дома бодрые и веселые, по крайней мере внешне; вслед им махали флажками, пели песни… Сейчас, в кителях с чужого плеча, В ботинках не по размеру, они брели по глухой горной дороге являя собой жалкое зрелище…
Впереди колонны мягким, расслабленным шагом шел усталый Кагэяма.
— Казармы готовы? — голос Кагэямы звучал тоже необычно мягко.
— Так точно. Все подготовлено, — доложил Кадзи.
Сегодня утром старослужащие, ворча, перешли в соседнее помещение. Казарма, куда предстояло поместить новобранцев, стояла пустая.
— Добился-таки своего! — улыбнулся Кагэяма.
Скомандовали привал. Кадзи лепил из риса колобки и оделял солдат. Самый большой колобок, с детскую голову, Кадзи подал Кагэяме.
— Сколько человек в стрелковой команде? — спросил Кадзи.
— Пятьдесят шесть. В пулеметной — тридцать, в гранатометной — двадцать…
— Стрелковая команда, поднимите руки, вставать не нужно! — скомандовал Кадзи. — С сегодняшнего дня я буду спать и есть вместе с вами. Вернее, следовало бы сказать — жить и умирать вместе… Ефрейтор я не такой уж страшный, как кажется. Не знаю, на пользу вам это пойдет или во вред, но только обращаться с вами я намерен, как мать с детьми. Подзатыльник, возможно, иной раз огребете, но ведь и родная мамаша тоже, случалось, шлепка давала…
Послышался смех. Кадзи с волнением подумал, что теперь эти люди и в самом деле станут его детьми. Его взгляд остановился на солдате, понуро сидевшем в стороне. Пожилое, одутловатое лицо. Наверно, ему тяжело было шагать в ногу с двадцатилетними парнями, подумал Кадзи. Что-то бессильное, слабовольное было во всей фигуре новичка, что-то напомнившее Кадзи самоубийцу Охару. И оттого, что солдат был старше Охары, он выглядел еще более трагично. Боязливо покосившись на Кадзи, он перевел взгляд на темнеющие в сумраке сопки. Нет, не на сопки он смотрит, он вспоминает с тоской о всей своей прежней жизни, оставшейся там, в туманной дали. На груди солдата нашита белая тряпица, с написанной чернилами фамилией. Энти — так звали пожилого солдата, когда он еще не перестал быть личностью, человеком.
— Поешьте, наберитесь сил и марш вперед! — продолжал Кадзи. — Ноги болят, конечно? Знаю, болят, но другие за вас эти десять километров не отшагают… Так уже заведено в армии. Что вы оставили позади? Ваши семьи. А что впереди? Граница. Для чего мы идем туда, на эту границу? По правде сказать, я и сам толком не знаю, даром что здесь присутствует сам господин старший инструктор…
Новобранцы опять засмеялись. Кагэяма сделал вид, что не прислушивается к словам Кадзи.
— Повторять прописные истины я не стану, — опять заговорил Кадзи, — у меня свое рассуждение. Так или иначе, а мы идем на границу. Так уж получилось в конечном итоге, что нужно идти. Кто его знает, может, и вправду для того, чтобы наши семьи там в тылу могли спать спокойно. А почему так получилось, об этом сейчас рассуждать бесполезно. Одним словом, сейчас мы здесь и пойдем еще дальше. А все, что осталось позади, бережно спрячьте поглубже в сердце. Как раздастся сигнал отбоя, доставайте свои воспоминания и беседуйте всласть — здравствуйте, мол, дорогие, я здоров, того же и вам желаю… Я лично всегда так делал… Ну, вот вам на первый раз и все мое наставление…
Кадзи взглянул на Энти. Солдат 2-го разряда Энти сидел, уставившись в землю под ногами,
Когда колонна построилась и двинулась вперед, Кадзи поравнялся с Энти.
— О детишках скучаешь?
От радости, что к нему обратились, Энти постарался приободриться и через силу улыбнулся. Энти был мелкий торговец. Мелкая торговля — это такое занятие, когда приходится хитрить и изворачиваться на все лады, иначе при нынешней системе мигом вылетишь в трубу. Семья большая, легко понять, как тяжко придется жене…
— Я ведь не один в таком положении… Все в порядке, не беспокойтесь, господин ефрейтор!
Выражение его лица, явно противоречившее этому заявлению, вновь напомнило Кадзи об Охаре.
— А что, граница — это уже совсем близко от неприятеля? — спросил молодой солдат, тоже 2-го разряда. «Тэрада» — значилось на пришитом к кителю лоскуте.
— От неприятеля?.. — Кадзи невольно переспросил, так неожиданно прозвучал этот вопрос. — Близко!
— Значит, это действительно наш последний рубеж? — Молодые глаза Тэрады засветились восторгом. — Вот здорово! Теперь и я перед отцом в грязь лицом не ударю!
— А что отец?
— Военный. Майор! — в голосе звучала гордость.
Кадзи вспомнил майора Усидзиму, потерявшего голову от двух выстрелов, и с трудом подавил усмешку.
— А господин ефрейтор бывал в боях?
— Нет.
— Нет?! Разве без боевого опыта можно стать инструктором? Отец говорил мне…
Вопрос был задан наивно, но почему-то задел Кадзи.
— Отец? Ну, твой отец, возможно, и не назначил бы меня инструктором. — Он смерил юношу неприязненным взглядом. — Я собираюсь обучать вас не тому, как вести бой, а как уцелеть в бою!
Тэрада замолчал. Из задних рядов долетел чей-то звонкий, высокий голос. Молодой парень спрашивал:
— А фотографии иметь можно?
— «Можно» — не военное слово, Кадзи улыбнулся. — Что за фотография?
