— Чем больше говоришь, тем все нелепее получается, — повернувшись к Окидзиме, горестно признался Кадзи и тут же снова горячо заговорил: — Я искренно сожалею о всех ошибках, совершенных мною до сих пор, и постараюсь их исправить…
Кадзи умолк, ему показалось, что Ван Тин-ли смеется над ним: «Ну вот, господин Кадзи уже начинает развивать в себе добрые начала. Но этого еще мало. Пока это ненастоящее. Постарайтесь-ка еще чуть-чуть. И не забывайте, что за словами должны следовать дела».
Но Ван молчал, спокойно и серьезно глядя на Кадзи. И Кадзи решил продолжать.
— …Постараюсь доказать делом, что я вам друг, а не враг. И докажу. Но для этого нужно время. Поэтому прошу хотя бы не ждать от меня зла, если уж вы не можете мне поверить полностью. Ведь поймите, раз вы будете меня в чем-то подозревать, все мои поступки покажутся вам подозрительными. Я кончил. Я больше ничего не скажу, не то мои самые искренние намерения могут показаться бахвальством.
Хуан, усердно поглощавший сало и почти не слушавший Кадзи, вдруг удивленно посмотрел на него, раскрыв рот. Гао почти не ел, он тянул водку, не отрывая от Кадзи покрасневших глаз. Ван Тин-ли был спокоен и тих, как тень. А Хоу и Сун, продолжая слушать, смотрели поочередно то на Кадзи, то на Окидзиму. К еде они еще не притрагивались и, вертя в руках палочки, словно раздумывали, есть им или не есть.
— Теперь я скажу пару слов, — вступил в разговор Окидзима, — как я думаю. Кадзи ведь теоретик, а я практик. Но сначала о моем друге Кадзи. С тех пор как теоретик Кадзи появился у нас на руднике, положение рабочих, в том числе и ваше, намного улучшилось по сравнению с тем временем, когда был здесь только я, реалист. Это факт. Теперь о вас. Опыт, приобретенный мною на фронте, подсказывает мне, что жандармерия пойдет на все самое худшее, если вы и в дальнейшем будете продолжать эти побеги. Вчера я чуть было не полез с ними в драку. Еще один побег — и жандармы попытаются расправиться и с нами. Просто обвинят в пособничестве. Не знаю, как Кадзи, но я не намерен из-за вас терять свою башку. Следовательно, у меня останется лишь один способ ее защитить — вернуть вас туда, откуда вы к нам пришли. Гуманность, о которой говорил Кадзи, мы можем проявлять только до известного предела. Понимаете?
Окидзима наколол на палочку кусочек жирной свинины и, улыбнувшись своими выпуклыми глазами, продолжал:
— Помните, когда вы сюда прибыли, я сказал, что не люблю жареной человечины. Но если побеги будут продолжаться, мне придется изменить свои вкусы. Вы, кажется, считаете, что придумали способ убегать, ничем не рискуя? Напрасно, мне известен ваш фокус. Да я за сутки могу заставить вас выложить все, это совсем нетрудно, но тогда запахнет жареным. Я уже хотел это сделать вчера. Но меня остановил Кадзи. Кадзи считает, что это противоречит человеческой природе, ее доброте. Но если вы будете грубо попирать эту доброту, то и я перестану признавать необходимость ее проявлять. И сюда я пришел, чтобы все это сказать. Пусть это будет последним предупреждением.
Окидзима сунул в рот мясо и зачавкал. Хуан, приветливо улыбаясь, налил ему водки в чашечку.
— Да разве мы хотим рисковать жизнью? — сказал Хуан. С его губ капал жир. — Но вспомнишь жену, детей — и не сидится на месте. Если бы можно было жить здесь вместе с женой и детьми, никто из семейных и не подумал бы о побеге…
— Да и холостяки, — перебил Хоу товарища, — не побегут, если будут чувствовать себя в безопасности. А сейчас никто не уверен, что доживет до завтра. Ведь верно, ребята?
— Верно, — сказал Сун. — Перевели бы нас на положение обычных рабочих! Если все будут уверены, что их жизнь в безопасности, если будут сидеть не за проволокой и получать плату за работу, о побеге никто и думать не будет. Кому охота получить пулю?
— Можете гарантировать нам жизнь? — спросил Хоу.
— А семьи выпишите? — опросил Хуан.
Кадзи молчал, ему было тяжело, а тут еще эти ясные глаза Ван Тин-ли, наблюдавшие за ним. Но и молчать дальше нельзя.
— Честно говоря, я не могу ничего сказать определенно, — оглядев китайцев, сказал Кадзи. — Но этот день недалек. Сейчас мы выписываем семьи обычных рабочих — по их желанию, конечно. Но вы не отчаивайтесь, потерпите немного. Для удовлетворения вашего желания нужно преодолеть много препятствий. Ведь я только этим и занимаюсь все время. Не знаю, но мне кажется, что я кое-чего уже добился. Поэтому, прошу немного подождать, я вам это серьезно говорю.
— А ведь они не врут, — сказал Хуан, поглядывая на Хоу. У него было хорошее настроение от обилия еды, стоявшей на столе. — Если откровенно поговорить, обо всем можно договориться.
Ван Тин-ли по-прежнему молчал, тыкая палочкой в утиное яйцо.
— А доцент ничего не скажет? — спросил Кадзи, обеспокоенный его молчанием.
— Здесь не университет, — ответил Ван Тин-ли и улыбнулся.
Кадзи повернулся к Гао, который все время тянул водку, вперив пьяный взгляд в одну точку.
— А ты, Гао, если позволят жениться, поселишься здесь до конца войны?
— Хватит этих «если»! — грубо ответил Гао. — Если будешь не за проволокой, если позволят жениться, если не будешь пленным… Слишком много этих «если»! Меня не обманешь пустой болтовней.
Говорил он быстро, Кадзи не понял его и переспросил Окидзиму, у которого от слов Гао перекосилось лицо. Услышав перевод, Кадзи побледнел как полотно. Хуан и Хоу забеспокоились.
— Ты что несешь! Японцы хотят откровенно побеседовать, а ты их злишь!
— Чего ты из себя героя строишь, подумал бы о других немного!
— А что я плохого сказал?! — заорал Гао, взорвавшись. — А вы лизоблюды! Приемы японцев давно известны. Сделаем и так и эдак… А хоть раз их обещания сбывались? Этот еще, видно, из честных. Сказал, что ничего пока не может обещать. Ведь вы слышали? Ничего не может обещать! Чему же вы обрадовались? В общем, вы как хотите, а я этой болтовне не верю!
Кадзи вскочил.
— Ах ты скотина! — Он весь дрожал от негодования. Такое состояние должен переживать человек, который, совершив множество ошибок и подорвав всякое доверие к себе, наконец-то искренне захотел помочь людям, но они его оттолкнули, не поверили в его искренность. — Встать! Ты не понимаешь человеческих слов! Иди к Чунь-лань, поучись у нее, как нужно разговаривать. Иди! Даю тебе два часа. Если хочешь — беги, но прежде посоветуйся с Чунь-лань!
Гао недоверчиво посмотрел на Кадзи.
Встать! — крикнул Кадзи.
Гао глянул на товарищей.
— Встать, тебе говорят! — опять закричал Кадзи.
Напуганные Хуан и Хоу почти в один голос сказали Гао:
— Да встань же ты!
— Не зли его больше!
Гао нехотя поднялся.
— Уходи! — Кадзи подбородком показал на дверь. — Не бойся, я не скажу, что ты сбежал. Возвращайся через два часа.
Гао, все еще колеблясь, обвел налитыми кровью глазами товарищей.
— Обязательно возвращайся, — тихо сказал Ван Тин-ли. — Особенно долго не разгуливай.
Гао, все еще недоверчиво озираясь, медленно вышел из комнаты.
Взглянув на Кадзи, Окидзима ухмыльнулся. Так вот, оказывается, какой ты гуманист! Не очень-то учтивый!
Кровь отхлынула от лица Кадзи. Он не знал, что способен так вспылить. Ну а что дальше?.. В голове шевельнулась коварная мысль извлечь пользу из этой вспышки. Правда, едва он отпустил Гао, его тут же кольнуло сомнение: а вдруг этот Гао и впрямь убежит? Но отступать было поздно.
— Н-да, испытанный прием воспитателей детских исправительных колоний, — пробормотал Окидзима.
Кадзи обратился к Ван Тин-ли:
