Спустя час, наслаждаясь легкой цивильной одеждой, Пибоди была готова идти с Заком куда угодно. Ему же хотелось видеть не только музеи, а все подряд. Зак взял с собой видеокамеру – в основном чтобы попижонить, как он признался сестре, и эту камеру за время прогулки по городу могли бы у него украсть не один раз, если бы Пибоди не следила за мелькавшими в толпе уличными воришками. Сам Зак в ответ на все поучения сестры о том, как распознавать на улице опасность, лишь улыбался и кивал.
Они поднялись на Эмпайр стейт билдинг и простояли там на суровом ветру, пока у Пибоди не онемели уши; прошлись по «Метрополитэн»; поглазели на витрины на Пятой авеню. И только всепрощающая любовь к брату могла заставить Пибоди еще и покататься на салазках на катке в Центре Рокфеллера после трех часов блуждания по городу. Однако Зак был так ошеломлен впечатлениями, которые мог предложить ему огромный город, и с таким благоговением засматривался на очередную диковину, что Пибоди стало неловко. Она поняла, что давно уже разучилась смотреть.
К тому времени, когда ей наконец удалось уговорить брата сделать остановку, чтобы выпить чего- нибудь горячего и перекусить, Пибоди решила, что необходимо очертить Заку какие-то конкретные «рамки дозволенного». Ведь он будет распоряжаться свободным от работы временем как ему заблагорассудится, но в нем, двадцатитрехлетнем мужчине, сидела неуемная наивная энергия любознательного, беззащитного пятилетнего ребенка. Пибоди опасалась, что в условиях Нью-Йорка это сочетание могло сыграть роковую роль.
– Зак, – начала Пибоди, грея пальцы о кружку горячего чечевичного супа, – нам нужно поговорить о том, чем ты будешь заниматься, пока я на службе.
– Буду работать над заказом, – пожал плечами Зак.
– Видишь ли, я иногда задерживаюсь на службе допоздна. – Пибоди сделала неопределенный жест. – У тебя останется много времени на себя, поэтому…
– Тебе не нужно беспокоиться обо мне, – улыбнулся он. – Я давно вырос из коротких штанишек.
– Но ты никогда раньше не бывал здесь!
Зак вздохнул и посмотрел на нее тем взглядом, каким обычно смотрят на занудливых сестер уставшие от их нотаций младшие братья:
– Я ношу деньги в нагрудном кармане. Я не заговариваю с людьми, которые катают тележки с электронными браслетами и карманными компьютерами. Я не собираюсь играть в карточные игры, которые устраивают на Пятой авеню, даже если эти игры кажутся просто забавой.
– Ни в коем случае! Ты всегда проиграешь.
– Конечно. А все равно это выглядит забавно! – Зак бросил на сестру озорной взгляд, но, увидев хмурую складку у Пибоди на лбу, решил больше не подтрунивать над ней. – И я не завожу разговоров в подземке.
– И никаких бесед с лохотронщиками! Зак, пойми, я не жду, что ты будешь запираться в квартире на все свое свободное время. Я только хочу, чтобы ты был осторожен. Это огромный город, и он ежедневно пожирает наивных людей. Мне не хочется, чтобы ты оказался одним из них.
– Я буду осторожен.
– И обещай мне, что не будешь выходить на улицу без мобильника!
– Да, мамочка. – Он подчеркнуто смиренно посмотрел на нее и, выждав паузу, спросил: – А теперь как ты насчет полета над Манхэттеном?
– Так и быть. – Пибоди подавила тяжелый вздох и улыбнулась. – Твоя взяла. Вот только покончим с едой. Когда ты приступаешь к работе?
– Завтра. Мы обо всем договорились еще перед моим отъездом сюда. Согласовали планы, расценки… Они оплатили мне дорогу и все связанные с ней расходы.
– Ты говорил, что они видели твои изделия, когда были в отпуске в Аризоне?
– Она видела, – уточнил Зак и тут же почувствовал прилив крови к голове. – Она купила одну из моих резных работ, которую я сделал для кооперативного художественного салона. В тот день в салоне дежурила Сильви. Ты вряд ли ее знаешь. Она – художник по стеклу. Покупательница стала интересоваться автором, и Сильви рассказала ей, что я занимаюсь отделкой кабинетов, прилавков, витрин, выставочных стендов. Тогда миссис Брэнсон сказала, что они с мужем как раз искали столяра, и…
– Что? – Пибоди вскинула голову.
– Они подыскивали столяра, и…
– Нет, не то! Какое имя ты назвал? – Пибоди нетерпеливо схватила его за руку. – Ты сказал «Брэнсон»?
– Ну да… Меня наняли Брэнсоны – миссис и мистер Б. Дональд Брэнсон. Ему принадлежит «Брэнсон тулз энд тойз». Это известная компания, которая выпускает хорошие инструменты…
– О, Зак! – Пибоди отставила свой суп. – О, черт возьми!..
Лавка-мастерская Наладчика казалась грязным пятном на фоне района, и без того не отличавшегося опрятностью. Она находилась неподалеку от Девятой улицы, всего в квартале от станции подземки, и занимала часть первого этажа обветшалого дома. Тонированные стекла окон смотрели на прохожих грязно-черными глазницами. Дверь была сделана из армированной стали и оборудована сложными замками, многочисленными защитными устройствами и оптическими глазками. На фоне такого укрепления бумажная наклейка с полицейской печатью выглядела печально шуточной.
Люди, которые околачивались в этом районе, в основном промышляли разовыми гонорарами сомнительной легальности, уличным жульничеством, а то и подторговывали малыми дозами наркотиков. Были здесь и домушники, которые специализировались на мелких кражах, проникая в чужие квартиры с наружных лестниц или спускаясь с крыш по веревкам и водосточным трубам. При одном мимолетном взгляде на Еву большинство из местных обитателей делали вид, что страшно заняты какими-то житейскими делами, или просто спешили уйти куда подальше.
Ева воспользовалась полицейской отмычкой, с облегчением отметив, что «чистильщики» не закрыли дверь на все замки: по крайней мере, ей не пришлось возиться с раскодированием. Войдя внутрь лавки Наладчика, она поморщилась – в нос ей ударила смесь въевшихся в стены запахов пота, каких-то смазок, паршивого кофе, застоявшейся мочи.
В полумраке лавки с трудом можно было что-либо различить. Ева включила свет и инстинктивно прикрыла глаза, ослепленная неожиданной яркостью. Внутри заведение Наладчика оказалось не более привлекательным, чем снаружи. Стулья не располагали к тому, чтобы на них присесть и отдохнуть; состояние пола указывало на то, что уборка не являлась одной из основных забот покойного хозяина.
Одна стена была уставлена серыми металлическими полками, заваленными всякой всячиной по системе, не поддающейся логике постороннего. Здесь лежали находившиеся в разной стадии ремонта мини-экраны, камеры охранных устройств, различные аппараты связи, настольные приборы для рабочих записей, электронные игры.
У другой стены располагался склад, как предположила Ева, уже готовых заказов: к приборам были прикреплены написанные от руки бумажки, из которых следовало, что заказ, не востребованный в течение тридцати дней после исполнения, переставал быть собственностью заказчика. На стенах помещения, которое в ширину не превышало четырех с половиной метров, Ева насчитала по меньшей мере пять плакатов, уведомлявших посетителей, что товар в кредит не отпускается.
Чувство юмора Наладчика нашло наглядное отражение в висевшем над кассовым аппаратом человеческом черепе, под отпавшей челюстью которого была прикреплена надпись: «Последний магазинный налетчик».
«Да-а, хохмач», – усмехнулась про себя Ева. Ей вдруг стало казаться, что осмотр этого места ничего не даст. Окно было закрыто решеткой, на двери не оставалось места, свободного от замков. Ева взглянула на монитор: камера внешнего наблюдения давала полный обзор прилегающей улицы. На другом мониторе Ева увидела себя внутри лавки. Похоже было, что никто не мог проникнуть сюда, кроме тех, кого захотел впустить сам Наладчик.
Она сделала у себя пометку: запросить у детектива Салли из Нью-Джерси видеозаписи системы безопасности, изъятые в лавке Наладчика. Подойдя к прилавку, она обнаружила компьютер, представлявший собой ужасный с виду гибрид из частей разных моделей. Но Ева подумала, что это самодельное электронное чудовище наверняка имеет гораздо большую скорость и эффективность работы,