–
Ева замерла на месте. Она не узнала первый, женский голос, но ответивший мужской был тот самый, который жил в ее снах и кошмарах, – голос отца.
–
Ребенок вдруг стал казаться Еве тяжелым, как каменная кукла. Затаив дыхание, она прокралась вперед и увидела две фигуры – мужскую и женскую. Сквозь дымовую завесу их было трудно различить, но мужчину Ева узнала сразу – его телосложение, линию плеч, наклон головы.
«Я же убила тебя! – билось в ее голове. – Я ведь убила тебя, сукин ты сын! Почему ты не остаешься мертвым?»
– Это монстры, – прошептала девочка Еве. – Монстры не умирают.
«Нет, они все же умирают, – думала Ева. – Если подольше постоять, они умирают».
–
Ева съежилась от страха при звуке удара. Потом раздался резкий крик:
– Вот что я, мать твою, должен вам обеим.
Ева стояла, будто парализованная, глядя, как он избивал женщину, а потом насиловал ее. Внезапно она поняла, что ребенок, который был у нее на руках, это она сама, и начала пронзительно кричать…
– Ева, очнись. Проснись сейчас же!
Услышав ее первый вскрик, Рорк сорвался с места и через секунду уже держал Еву на руках.
– Это же я! – кричала она и колотила его кулачками по груди. – Это я, и я не могу выбраться!
– Нет, ты можешь. Ты уже выбралась. Ты теперь со мной…
Рорк нажал кнопку, и из стены выдвинулась кровать. Он уложил Еву, продолжая успокаивать, и она начала приходить в себя.
– Я в порядке и не хочу больше спать. Все хорошо.
– Ты просто расслабься, – сказал Рорк. – Просто прижмись ко мне и расслабься.
Еву трясло, и Рорк, присев на краешек кровати, крепко обнял ее.
– Ну что ты меня убаюкиваешь, как маленькую? Я уснула, вот и все. Задремала на минуту…
Рорк внимательно посмотрел ей в лицо. Ева увидела успокаивающее понимание в его глазах, не похожих ни на чьи другие; увидела терпение и любовь, которая привела ее в чувство.
– О боже! – выговорила она и, сдаваясь, уткнулась лицом в его плечо. – О боже… Дай мне минутку.
– Все, что нужно.
– Наверное, я не смогла выкинуть из головы сегодняшний день, хотя очень старалась. У меня до сих пор перед глазами эта страшная воронка, эти люди – вернее, то, что от них осталось… Избавиться от такого с помощью работы невозможно – не будет ни избавления, ни работы. Я просто не знаю, что делать.
Рорк провел губами по ее волосам.
– Ева, дорогая, ты пережила все их страдания. У тебя всегда так бывает.
– Но если я не буду воспринимать каждую жертву как человека, тогда какой смысл мне вообще чем-то заниматься?
– Я знаю, ты по-другому не можешь. И я люблю тебя такую, какая ты есть. С другой стороны, меня это беспокоит. Сколько еще ты можешь отдать сил – и при этом справляться с тем, что ты на себя взвалила?
– Столько, сколько потребуется, – сказала Ева устало, но все так же упрямо. Перед ее глазами все еще проплывали видения: маленькие тела в кровавой реке, воронка, свернувшийся калачиком ребенок и две тени в дыму. – Рорк, то, что произошло днем, – это еще не все. Есть и давние болячки. Я даже не поняла, что было со мной сейчас – сон или воспоминания.
– Расскажи.
И Ева рассказала – потому что ему она могла рассказать почти обо всем.
Свернувшийся калачиком ребенок, расплывчатые силуэты…
– Думаешь, это была твоя мать? – спросил Рорк, помолчав.
– Не знаю! – Еве захотелось встать и немного подвигаться – она все еще пыталась найти своему забытью рациональное объяснение: – Может, я была в состоянии… Ну, как там это называют? «Проецирование»? Или «перемещение»? Черт его знает. Я размышляла о Монике Роуван, о том, какой могла быть женщина, которая отдала детей такому человеку, как Джеймс Роуван. И мне все это напомнило…
– Нам неизвестно, отдала ли, – осторожно заметил Рорк.
– Ладно, так или иначе, они были с ним. Так же, как я была со своим отцом. Но я ничего не помню о ней, ну ничегошеньки!
– Ты помнишь какие-то другие вещи. – Он тоже встал и, подойдя к ней, попытался согреть ее руки своими. – Поговори с Мирой.
– Я не готова к этому! – Она отшатнулась. – Не готова. Может быть, потом, когда-нибудь, если вообще смогу…
– Все это изводит тебя, – убеждал Рорк, не сказав вслух о том, что мучительные экскурсы Евы в необъяснимые события ее далекого прошлого изводили и его.
– Но это же не определяет мою жизнь! Я очень редки вспоминаю о матери – тем более что и вспоминать-то нечего, – и это занятие отнюдь не приносит мне успокоения. Для меня она мертва, так же как и он.
Рорк, однако, подумал, что сама проблема еще отнюдь не умерла.
– Тебе нужно немного поспать.
– Нет, я могу потерпеть еще часок.
– Хорошо, – ответил он и неожиданно притянул ее к себе.
– Эй!..
– Часок – это как раз то, что нужно. Ты рано меня завела.
– Мы не будем заниматься сексом!
– Ладно. Я буду заниматься сексом, а ты можешь просто полежать.
С этими словами он скатился вместе с ней на кровать.
Было нечто сверхъестественное в том, как его тело сливалось с ее. Прежде чем Ева успела что-то сказать, на ее губах оказался его рот – мягкий, соблазнительный и необыкновенно коварный – и завладел ее губами. Его руки скользили по всему ее телу, и она наконец сдалась:
– Хорошо, будь животным.
– Спасибо, дорогая. Мне нравится им быть.
Рорк использовал весь этот час до секунды, доставил удовольствие и ей, и себе. Почувствовав, как ее тело обмякло под ним, он понял, что она сейчас провалится в сон, уже не думая ни о чем, и – по крайней мере, в оставшуюся часть ночи – не будет видеть снов.
Когда Ева проснулась, в комнате было темно. Лишь от экранов расходились блики слабого света. Еще сонная, с трудом приходя в себя, она села и увидела Рорка за пультом.
– Который час? – спросила она и, только теперь сообразив, что абсолютно раздета, натянула на себя простыню.
– Шесть. Здесь вам приготовлено кое-что для просмотра, лейтенант. Все переписано на диски.
– Ты спал? – Ева начала искать брюки, но увидела в ногах аккуратно сложенный халат. Этот человек всегда все предусматривал.
– Да, хотя предпочитаю делать это в спальне. Надеюсь, когда ты сегодня вернешься, то пойдешь прямо
