ходовой рубке турбохода и подавно.
В дымной полутьме, озаряемой вспышками молний и отсветами вулкана, мы медленно двигались вдоль берега в сторону волнорезов, чтобы выйти из бухты, которая в любой момент могла стать западней. Навигацию в этой акватории нельзя было назвать простой – дяде Эду то и дело приходилось вращать штурвал, чтобы огибать возникающие из тьмы остовы притопленных кораблей, а отец не сводил взгляд с экрана сонара, чтобы обнаруживать еще и те препятствия, которые полностью скрывались в глубине. Но через какое-то время он его выключил, чем вызвал удивление дяди Эда.
– На траверзе девятого пирса спит мина, – сообщил ему отец. – Когда-то весила килограммов двести, но с тех пор она могла вырасти. Я ее давно приметил, но подрывать уже было поздно, ангары тракторного депо снесло бы.
– Сейчас от них и так ничего не осталось, – не отрываясь от штурвала, ответил дядя Эд.
– Да. Но сейчас взорвать нам ее нечем. Если пальнуть из ракетного ружья, то детонацией мины самих накроет, а ничего более дальнобойного у нас нет. С сонаром дальше двигаться смерти подобно. Эти твари реагируют на ультразвук наших приборов, я проверил это полгода назад.
– Понятно. Что предлагаешь?
– Сбрось ход. Я знаю только один способ ее обезвредить. Но придется пожертвовать одним спасательным ботом.
– Можно подробнее? Судно в таком состоянии, что каждое спасательное средство для нас дороже золота.
– Нет. Это в тебе говорит опыт бывшего моряка, но он уже не имеет значения.
– Никакой я не бывший! – вспылил дядя Эд.
– Успокойся… – Мой отец пристально посмотрел ему в глаза. – Ты можешь гордиться своим бурным прошлым сколько угодно, но сейчас океан уже не тот, к которому ты привык. В нем появились другие опасности. Какой смысл в спасательных средствах? Ты же знаешь, если высадиться на них в океане, нас меньше чем через час атакует стая торпед. Поэтому ни один бот на борту не представляет ценности как средство спасения, зато он представляет большую ценность как оружие.
– Ты хочешь направить лодку на мину?
– Да. С включенным сонаром. На таком расстоянии четверть тонны животной взрывчатки не причинят нам вреда, зато взрыв расчистит проход, уничтожив других малоподвижных биотехов. Тогда опасность будут представлять только торпеды.
– Только… – снова вздохнул дядя Эд. – На мой взгляд, нет ничего страшнее стаи скоростных торпед.
– Да, – кивнул отец. – Но сейчас именно мина не выпускает нас на открытую воду, значит, начать надо с нее. Придется готовить спасательный бот.
Дядя Эд полностью остановил винты, но турбины продолжали гудеть, чтобы в любой момент можно было тронуть корабль с места. В рубку грохот извержения проникал с трудом, а вот машинерию судна было слышно хорошо, и рука ощущала вибрацию механизмов, если приложить ладонь к бежевому пластику переборки. Через несколько минут сыновья дяди Эда, орудуя бортовыми лебедками, спустили на воду самый прохудившийся спасательный бот. Отец взял пульт дистанционного управления и дал шлюпке средний ход. Шторм крепчал, ботик среди волн выглядел жалко, но я уже знал, что это не просто дырявая лодка, а мощное оружие против страшной твари, затаившейся в глубине.
– Во время шторма любая мина сматывает якорный жгутик и погружается метров на десять в глубину, – объяснил отец. – Поэтому сейчас она подпустит ботик ближе, чем в спокойную погоду, и взорвется только потом.
– Выдержали бы у нас швы на днище… – хмуро произнес дядя Эд. – А то и без всяких взрывов корабль трещит.
– До мины больше двух миль. Все будет нормально.
По лицу дяди Эда я видел, что сам он далек от подобного оптимизма. И честно говоря, я испугался, потому что в вопросах морского дела у него было больше опыта, чем у отца. Так многие говорили. Отец же мог просто не вполне верно оценить ситуацию именно с точки зрения технических возможностей судна.
– Швы выдержат, – еще более уверенно заявил отец. – Главное, чтобы крен от удара не изменился.
Дядя Эд кивнул.
– Постой у штурвала, – попросил он отца. – Просто держи нос по ветру.
Сам он связался с трюмом и начал выяснять, в каком состоянии пробоина. Наконец он вернулся на место рулевого и сообщил:
– Мои ребята уже поставили заплату. Поставили пока кое-как, на живую нитку, но продолжают варить. С волнами вода уже не захлестывает, но если судно поменяет крен, то под усилившимся давлением заплата долго не выдержит.
За бортом раздался грохот, пробившийся через звукоизоляцию ходовой рубки. Фонтан раскаленной лавы вырвался из жерла вулкана на головокружительную высоту, корабль вздрогнул, как испуганный зверь, и тут же я с ужасом увидел, что вершина вулкана треснула гигантским огненным швом, а затем северный склон горы рухнул вниз, на поселок. Следом за чудовищным оползнем хлынул поток жидкого пламени, и тот мир, в котором я прожил всю свою жизнь, начал рушиться, размазываться и стираться, как изображение на неисправном голографическом мониторе. Новая ударная волна туго ударила в стекла, корабль снова шатнуло, на этот раз гораздо сильнее. Вода вокруг вздыбилась высокими стоячими волнами, словно неведомый исполин пнул в дно огромного тазика, а мы качались в этом тазике, как позабытые кем-то игрушки.
– Надо срочно выходить из бухты! – крикнул дядя Эд.
Отец глянул на сонар.
– Ботик скоро войдет в опасную зону, – ответил он. – Но раньше, чем мина взорвется, мы не можем
