– Я не видела никакого брачного союза в нашем доме, – ответила она от двери. – Только его медленную кончину, агонию. Если это не грех, то что же тогда грех? А если грех, то не мой.
Она вышла, хлопнув дверью, но тут же вынуждена была опереться на нее и постоять некоторое время, приходя в себя.
Всегда одно и то же, одно и то же! Они не могут находиться в одном помещении, чтобы не набрасываться друг на друга с оскорблениями. С двенадцати лет Мегги поняла, что мать не любит ее, вечно осуждает. За то, что она вообще появилась на свет. Что она живет.
Семимесячный ребенок, брак без любви, ферма без настоящего хозяина. Вот какое обвинение предъявила ей мать, когда Мегги достигла зрелости. Вот что не могут они всю жизнь простить друг другу!
Распрямив плечи, она прошла на кухню. Она не знала, что их голоса были слышны, не знала, что лицо у нее смертельно бледное, а глаза горят ненавистью. Она подошла к сестре и поцеловала ее в щеку.
– Я позвоню тебе из Дублина.
– Мегги, – Брианне надо было многое сказать и.., нечего говорить. – Мегги, я хотела бы поехать с тобой.
– Могла бы, если очень захотела. Роган, вы готовы?
– Да. – Он поднялся из-за стола. – До свидания, Брианна. Спасибо.
– Пойди к ней, Бри.
С этими словами Мегги поспешно вышла из дома. Она уже взялась за ручку автомобильной дверцы, когда почувствовала прикосновение Рогана к своему плечу.
– Вы в порядке?
– Нет. Но не хочу говорить об этом. Она открыла дверцу, села в машину. Он обошел капот и уселся за руль.
– Мегги…
– Не говорите ничего. Совсем ничего. Потому что вы ничего не можете сказать или сделать, чтобы хоть что-то изменить. Так было всегда. Ведите машину и оставьте меня в покое. Сделайте такое одолжение.
Внезапно она начала плакать, горько, отчаянно. Он не знал, что делать: попытаться утешить или поступить так, как она просила.
Он тронулся с места, не говоря ни слова, только взял ее руку в свою и слегка сжал. Так он и вел машину, одной рукой, и отпустил пальцы Мегги, лишь подъезжая к аэропорту, когда рыдания прекратились, а в пальцах ослабло напряжение. Припарковавшись, он увидел, что она спит.
Он не стал будить ее, и она не проснулась, когда он внес ее в салон небольшого самолета, принадлежащего его галерее, и усадил там в кресло. Спала она и в течение всего недолгого полета, а он поглядывал на нее время от времени, не в силах отделаться от чувства удивления. И еще какого-то чувства, точного определения которому он бы дать не мог.
Глава 6
Когда Мегги проснулась, было темно. Первое, что она ясно поняла, что находится не в своей собственной постели. Запах простынь, фактура материала – все было другим. Не нужно часто спать на постельном белье тончайшего полотна, чего с ней и не случалось, чтобы почувствовать это, а также легкий успокаивающий запах вербены, исходящий от наволочки, в которую она уткнулась носом.
Чтобы поскорее отогнать неприятную мысль, зародившуюся у нее в мозгу, она осторожно вытянула руку – убедиться, что в постели она одна. Матрас плыл под ней, как вода озера, одеяло и простыни были теплыми и невесомыми, словно пух. Слава Богу, подумала она, в этом озере я в одиночестве. После чего смело передвинулась на середину кровати.
Последнее, что она помнила – как выплакивала душу в машине у Рогана и как потом чувствовала себя – точно сломанная ветка, уносимая течением.
Хорошее, видно, средство – опустошающие слезы, потому что сейчас ей значительно лучше, она отдохнула, обрела силы.
Так приятно было нежиться в бархатной темноте, в шелковистой постели, вдыхать нежные ароматы свежего белья. Но все же не мешает, решила она, поскорее узнать, где находится и как сюда попала. Скользнув руками вдоль кровати, она нащупала гладкую поверхность ночного столика, а затем лампу и выключатель.
В неярком свете из-под золотистого абажура она увидела просторную спальню, стены которой были обклеены розоватыми обоями, потолок с квадратными, художественно оформленными углублениями на нем и саму кровать, огромную, с четырьмя столбиками по углам, но без балдахина.
Просто королева кроватей, подумала она с улыбкой. Но как я в нее попала? И какая жалость, что перед тем как лечь, я не увидела ее и не сумела оценить все достоинства.
Камин в другом конце комнаты не был зажжен, но блестел чистотой и был готов к действию. На массивной шифоньерке стояли в вазе свежие, как утро, розы с длинными стеблями, и рядом – множество небольших флаконов с замысловатыми пробками.
Зеркало над шифоньеркой отразило саму Мегги, растрепанную, с припухшими веками.
Не очень-то важно ты выглядишь, мой дружок, и не слишком подходишь для этого места, сказала она самой себе и, усмехнувшись, дернула себя за рукав хлопчатобумажной ночной сорочки, которую кто-то предусмотрительно надел на нее, прежде чем уложить в постель, сняв, разумеется, для этого все, что было надето раньше. Кто же этот человек?
Служанка или, не дай Бог, сам Роган? Впрочем, какое это теперь имеет значение – дело уже сделано, и она сама, нужно признаться, только выиграла от этого. Да уж, ее одежда наверняка не слишком сочеталась с убранством опочивальни.
