– Пожалуй. Но я, видимо, туповат немного. Когда мы с тобой сидели на дереве, я чуть вниз не прыгнул.
– И что, хватило бы смелости?
– Да у меня вообще-то и мысли не было, что все может оказаться взаправду. Как дальше-то?
– Не знаю. Правда, спать я уже боюсь. Раньше больше всего боялся, что денег не дадут. А теперь глаза закрывать боюсь. Честно.
– Да что я, не понимаю? А деньги твои вот, – я достал конверт.
– Не понял, – Михаил подозрительно на меня глянул. – Так ты что, сам один из них?
– Из нанимателей? Нет. Но я одного лично знаю, он меня не только во сне, но и наяву нанял. Дал деньги тебе и мне.
– Слушай… А ты не стебешься часом? Сумасшествие какое-то, прямо не знаю. Это точно не шуточки?
– Насчет денег? Да нет, настоящие.
– Я не о том! Хотя у тебя что спрашивать… Наивно.
– Думаешь, тебя кто-то хочет свести с ума? Дорогое удовольствие. Там две тысячи триста.
– Сколько? – Михаил подался вперед, но тут же поморщился от боли. – Ни фига себе! Мы договаривались на тысячу!
– Значит, премия за ранение. Хотя он мне дал деньги минуты на три раньше, чем ты закричал.
– Он знал. Он все знает про эти сны. Я его тоже видел в реале, но он ни разу со мной не заговорил, как будто впервые видел.
– Со мной наоборот. Он сначала наяву меня нанял, а уже потом во сне. А спать не бойся. Кому ты нужен в бою с пробитой рукой? Кстати… Ты извини за дурацкий вопрос, но как тебя угораздило попасть под удар этого рычага?
– Начальник охраны велел отцепить штангу от пружины, чтобы дверь открывалась свободно. Там ящики какие-то должны были заносить.
– Понятно.
– Что понятно?
– Ну, механизм. Конечно, я мог бы и раньше догадаться. Мне вот бычок за шиворот угодил, после того как во сне гильза туда же попала.
– Не понял… На тренажере, что ли? Ты же говорил, что это был твой первый бой! А после тренажера какие ожоги? Там ведь хоть умри, а потом ничего. Что-то ты врешь.
Я прикусил язык, но было поздно. Однако без того, чтобы самому разобраться с тем странным случаем, мне не хотелось никого посвящать в подробности происшедшего.
– Или ты соврал насчет первого боя? – не успокаивался Михаил.
– Соврал, – я развел руками, чтобы подчеркнуть виноватый вид.
– А смысл? Слушай, давай колись. Я же видел, что ты совсем новичок! Не было у тебя до того никакого боя!
– В чем это я новичок? – меня охватили уже не притворные эмоции. – В боях, что ли? Да ты хоть в одном настоящем бою участвовал?
– Опять ты за свое… – вздохнул Михаил. – Неужели ты всерьез считаешь, что настоящий бой чем-то отличается? Теперь считаешь? – Он покосился на загипсованную руку.
– В настоящем бою все равно все иначе, – негромко ответил я. – В чем разница, может понять только тот, кто побывал и там, и там. Но я сейчас не об этом…
– Думаешь, чем это может грозить?
– Что-то вроде того. Для тебя это теперь неактуально, но знаешь, я как-то не привык воевать на стороне частника.
– Что? – Михаил не удержался от смешка. – Тебя что, именно это парит? Ну, старики, вы даете… Ему чуть башку не снесло, а он размышляет об этических аспектах такого занятия, как убийство за деньги! Это мило.
– Иди ты… – вяло огрызнулся я. – Слушай, как ты думаешь, почему люди туда попадают?
– В эти сны? По-моему, никакого рационального объяснения здесь найти не получится. Если же на уровне предположений, то, скорее всего, наниматель может запускать в эти сны любого человека по собственному усмотрению.
– Да. Но вот мы с тобой оба говорим «эти сны», а что это значит, никто понятия не имеет. Чем они отличаются от обычных, кроме потрясающей реалистичности?
– Да ничем, – Михаил пожал плечами и поморщился от боли. – Черт. Просто реалистичность их настолько высока, что в случае ранения или смерти ты на самом деле получаешь травму или умираешь.
– Не срастается.
– Почему?
– По двум причинам. Первая состоит в том, что если бы дело было только в реалистичности, то умирали бы прямо во сне. Здесь же иначе, как ты убедился на собственном опыте – от пробуждения до травмы проходит несколько часов, а это значит, что связь между ними не очень прямая и уж никак не влияет на реалистичность снов. Вторая же причина еще более важная, на мой взгляд.
