– Ну да. Я его знаешь чем? Всей мощью нашей нефтяной промышленности. Макетом буровой вышки.
– Саш, – Катька не отреагировала на шуточку, – позвони после ментов, ладно?
– Добро.
Я положил трубку и провел пальцами по спине. Крови было довольно много. Ну да ладно, когда два минометных осколка вонзились в пузо, было похуже. Поправив монитор на столе, я повернулся к поверженному противнику и обомлел. Его тело непонятным образом шевелилось. Точнее не само тело, а одежда на нем, но я это понял не сразу. Подскочив и присев на корточки, я откинул полу его пальто. Меня чуть не вырвало от открывшегося зрелища – под одеждой кожа трупа сделалась пористой, и из нее прорастали белесые волокна вроде грибницы. Они шевелились, словно тысячи тончайших червей, сплетенных в нечто вроде очень рыхлого белого войлока. И эти нитевидные щупальца тянулись ко мне!
Отскочив, словно ужаленный, я вытер выступивший на лбу пот. Еще несколько секунд под одеждой трупа продолжалось шевеление, но потом оно стихло. Это даже для моих нервов было то еще испытание, так что я не спешил приближаться к телу.
Наконец послышалось шуршание домашних тапочек в коридоре.
– Войдите, Зинаида Исаевна, не заперто! – громко сказал я.
От тела начал распространяться ощутимый запах. Но не тления, нет, труп ведь еще даже не успел остыть, а совсем другой. Он был почти неуловимым, но я его вспомнил, конечно, – это был запах грибов. Точно такой, как во сне.
Глава 2
Допрос
Йодом дело не обошлось, так что опер допрашивал меня уже в Первой градской больнице, куда я был доставлен на «Скорой помощи». Спина онемела от местного наркоза, но свежий шов на ране все равно чувствовался. Мне выделили палату на втором этаже травматологического отделения, но там уже все спали, так что беседовать с опером пришлось в вестибюле, недалеко от поста дежурной медсестры. Свет был тусклым – горела всего одна лампа под потолком. Было тихо. За окном сыпал снег.
Опер устроился в кресле возле кадки с чахленькой пальмой, а я решил постоять. Прислоняться к чему- либо спиной не было ни малейшей охоты.
– Нападавшего вы раньше не знали? – спросил опер.
– Первый раз видел.
– И какие у вас соображения по поводу случившегося?
– Не знаю. У бандитов могли быть какие угодно мотивы. Я не телепат. Кирилла ведь убили, вы знаете, но никто так и не выяснил, кто и за что.
– Вашего предшественника?
– Да.
– Конечно, я наводил справки по этому поводу. Кстати, а к вам не было вопросов по тому делу? Вы ведь, если не ошибаюсь, бывший снайпер? А Кирилл погиб от снайперской пули.
– У меня было настолько незыблемое алиби, что ни у кого не возникло вопросов.
– Какое?
– В момент гибели Кирилла я сидел в его кабинете. Он вызвал меня утром по важному делу.
– Вы работали у него на студии сценаристом?
– Точно, – кивнул я. – Так вот, он вызвал меня и назначил на свое место. Специальным приказом, заверенным подписью и печатью. Это случилось в одиннадцать утра и стало для всех неожиданностью. Для меня – тоже. Он велел мне разбираться с бумагами, а сам уехал по делу. Его убили по возвращении. Прямо возле входной двери. Это произошло в час дня.
– Более чем странная история, не находите?
– Глупый вопрос, – пожал я плечами, ощущая нарастающее раздражение. – В жизни все истории странные. Так или иначе. Но каждой рано или поздно находится объяснение.
– Бывает, что и не находится, – криво усмехнулся опер. – У вас с Кириллом были
Он сказал это таким тоном, что захотелось врезать ему между глаз.
– Нет, – жестко ответил я. – Любовниками мы не были, если вы это имеете в виду. Друзьями – тоже.
– А в финансовом смысле?
Вопрос меня насторожил. Хотя, конечно, мент мог иметь в виду какие-то общие деловые интересы.
– Тем более, – сухо ответил я. – Какие финансы у армейского капитана, уволенного из войск по ранению? Я получал зарплату.
– Какую?
Вот иногда спросит человек и сам не знает, насколько сложный вопрос задал. Или этот как раз знал? Однозначного ответа тут не было, как это ни странно звучит. Но я выбрал первый из двух честных вариантов, уже всерьез опасаясь, что опер сумел что-то разнюхать. Только вот как? О единственном конце, который он мог зацепить, думать не хотелось. Хотя, как говорили древние восточные мудрецы, надейся на лучшее, но готовься к худшему.
– Зарплата у меня была шестьсот долларов, – как можно спокойнее произнес я.