– Пожалуй, – мне оставалось только почесать лысую макушку. Других соображений не было.
– Похоже на какой-то счет. Я их видел достаточно, у меня мать бухгалтер, – сообщил Пас неожиданный факт своей биографии. – Вот смотри. Большие цифры – это скорее всего код товара, а маленькие – цены на каждое наименование.
У меня не было причин ему не доверять, но все же кое-что в этой трактовке меня не удовлетворило.
– Ладно, – сказал я. – Допустим, коды товара специально расположены в убывающем порядке, но почему цены устойчиво возрастают от верха к низу?
Пас задумчиво повертел бумагу в руке. Мы переглянулись, оба понимая, что зашли в тупик. Похоже, мой трофей оказался не годным для раскрытия тайны зеленых ящиков. Я попробовал представить, как бы почувствовал себя Буратино, если бы его золотой ключик не подошел к двери за холстом. Но сдаваться мне не хотелось.
– Погоди-ка, – покачал я головой. – Мне кажется, я знаю, чем занимается Жаб.
Пас пристально посмотрел на меня, не в силах скрыть любопытства.
– Наркотики, – зловеще прошептал я.
У колодца кто-то включил насос, и мы вздрогнули от неожиданности.
– С чего ты взял? – недоверчиво сощурился мой товарищ.
– На этой базе охотники курят. Ты сам видел. И именно здесь Жаб затеял погрузку. Почему не в другом месте? Или ты допускаешь подобное совпадение?
– Неужели трава может быть такой тяжеленной? Сомнительно, даже если она прессованная.
– Ты забыл про собак, – мне не терпелось похвастаться своей смекалкой. – Если везешь из Европы наркотики, надо избавиться от их запаха. Иначе собаки на таможне подадут знак, они специально натасканы. Скорее всего Жаб упаковал наркотик в глубинные боксы, какими доставляют грузы на донные базы.
– Барракуда! – покачал головой Пас. – Я мог бы и сам догадаться!
– Похоже, мы влипли. Если это дерьмо всплывет на таможне, одним Жабом дело не ограничится. Нам тоже завернут ласты, как соучастникам.
Возможно, я слишком сгустил краски. Зная трусоватость Паса, можно было обрисовать ситуацию помягче, а лучше вообще придержать язык. Но сказанного не вернуть – мой товарищ стремительно побледнел и плотнее сжал губы.
– Не дрейфь, – запоздало спохватился я.
– Все нормально, – с ледяным спокойствием ответил Пас. – Но нам надо думать, как из этого выпутываться.
– А чего тут думать? – пожал я плечами. – От нас ничего не зависит.
– Это всегда ложное ощущение, – в голосе Паса прозвучала нравоучительная нотка. – Человеческой воле подвластно гораздо больше, чем многие считают.
Таким заходом он меня здорово озадачил.
– Ну и? – пристально глянул я на него.
– Пока не знаю, – признался приятель. – Ты пойдешь умываться?
– Вода небось ледяная, – скривился я. – А что?
– Мы скоро поедем, наверное.
Мне пришлось привстать, чтобы увидеть солнце через открытый люк. Действительно, оказалось около десяти часов, именно к этому времени Жаб приказал Рипли явиться в штаб. У меня сердце забилось чаще – стало ясно, что вот-вот нам предстоит снова тронуться в путь, и на этот раз уже прямо в Атлантику. Такое ощущение бывает в поезде, когда тебя провожают родственники и уже сказаны все напутствия, а вагон никак не может тронуться с места. Сердце стучит и бьется: «Скорее, скорее!» – потому что ты уже там, в пути, а родственники все еще маячат за пыльным окном. Так было, когда пацаны, Леська и мама провожали меня в учебку. Я впервые должен был ехать куда-то с чужими, совершенно не знакомыми мне людьми, меня распирало от открывающихся возможностей и от ожидающих впереди приключений, а мама с друзьями все стояла и стояла на перроне, словно якорь, не дающий поезду тронуться. Я готов был отдать частицу собственной жизни, чтобы машинист поскорее привел состав в движение. Когда же под ногами наконец дрогнуло и перрон, медленно ускоряясь, пополз назад, я ощутил себя самым счастливым человеком на свете.
– И что я такого смешного сказал? – удивился Пас, видимо, разглядев улыбку у меня на губах.
– Ничего. Просто в океан хочется дико. И жрать.
– Жрать мне тоже охота, – признался приятель.
Я достал из рюкзака полотенце, мыло и зубную щетку, выбрался из амфибии и направился к колодцу. Там гудел насос, а под струей, бившей из крана, угрюмо умывался тот самый «старик», которому я вчера отдал деньги. Заметив меня, он вытерся полотенцем и закинул его на шею. Стойка у него была впечатляющая – руки в боки, ноги расставлены, глаза навыкате.
– Ты чего тут ходишь? – без предисловий спросил он.
– Умыться хочу.
– Офигел совсем? Пескарь мокроносый!
На этот раз я решил не сдаваться. Просто из принципа. Видно было, что охотник имел надо мной все преимущества – и в массе, и в опыте, и в напористости, но стыд за вчерашнюю слабость так распалил меня, что я готов был оказаться избитым, попасть в санчасть, а не в океан, только бы потом не прокручивать в
