Рорк закрыл глаза.
— Господи, смилуйся над нами!
— Дальше будет только хуже. — Ева отстранилась и вскочила на ноги. — Оглянуться не успеешь, как она потребует, чтобы это
Теперь в его глазах читался подлинный ужас.
— Прекрати, Ева! Прекрати сию же минуту! — Рорка так разволновала нарисованная Евой картина, что он вытащил сигарету. — Давай постараемся просто успокоиться. Ты же наверняка уже делала это раньше. Ты же полицейский. Ты должна уметь принимать роды.
— Нет, нет и нет! Один-единственный раз, когда я еще ходила в патрулях, нам пришлось везти одну женщину в больницу. Господи, она орала, как будто ей всаживали стальные спицы прямо в промежность!
— Боже милостивый, Ева, не могла бы ты обойтись без сравнений?
Но она уже завелась.
— А там что-то такое перемещается. И наружу выливается. Воды отходят, понимаешь?
— Нет, не понимаю! И не желаю понимать!
— Загадила нам всю патрульную машину. Но ей хоть хватило порядочности дождаться, пока врачиха, или акушерка, или повитуха, или как там еще, не увезла ее внутрь, и уж только потом она вытолкнула из себя… это самое.
Рорк прижал пальцы к вискам.
— Все, хватит, этак мы с ума сойдем! Надо подумать о чем-нибудь другом. — Он затушил сигарету. — О чем-то совершенно ином.
Ева судорожно перевела дух.
— Ты прав. Мне, например, надо работать.
— Убийство! Куда более приятный предмет. Позволь мне тоже поучаствовать. Умоляю!
Ева невольно засмеялась.
— Будь моим гостем. Это самое меньшее, что я могу сделать. Пошли в мой кабинет.
Она взяла его за руку и по дороге рассказала о ходе следствия.
— Насколько широко ты намерена использовать эту Селину Санчес?
— Мне бы хотелось свести ее участие к минимуму. — Ева села и по привычке закинула ноги на стол. — Правда, Луиза Диматто за нее ручается, и она, в общем-то, внушает доверие. Я бы даже сказала, на нее можно положиться. Но все равно, я убеждена, что мне это на пользу не пойдет. А с другой стороны, она уже с этим связана и я не могу игнорировать то, что она мне дает.
— Я знал человека, который держал экстрасенса в штате и никаких решений не принимал без него. И, надо сказать, ему это пошло на пользу.
— А у тебя в штате есть экстрасенсы?
— Между прочим, на некоторых предприятиях есть. Прорицатели, ясновидящие, телепаты. Я не могу отмахнуться от их дара, от того, что они предлагают. Но в конечном счете предпочитаю принимать решения сам. Ты поступишь точно так же.
— До сих пор ее… гм… сведения ничего существенного не добавили к данным, которые я и без нее добыла при помощи своих тупых полицейских методов. Хотя, надо признаться, они этим данным не противоречат. — Ева нахмурилась. — Мы сумели обнаружить следы, ведущие от места убийства к месту оставления тела. Башмак пятнадцатого размера. Возможно, нам удастся хотя бы частично восстановить отпечаток, если Дикхед совершит чудо в лаборатории. Земля и трава были сухие, но там, где к его весу добавился ее вес, он оставил следы.
— Что ж, нога большая, но не все мужчины с большими ногами — непременно большие мужчины.
— Он такой большой, что оставил следы на сухой траве! И такой сильный, что перенес сто тридцать фунтов мертвого груза. Тут надо подумать, прокачать вероятности. А когда все взвесишь, получается мужчина весом в двести семьдесят или даже восемьдесят фунтов. По моим прикидкам, его рост — шесть футов и от четырех до восьми дюймов.
Рорк кивнул, пытаясь представить себе фигуру великана-людоеда.
— Логические рассуждения приводят меня к выводу, что такое сложение и такая сила без дисциплины и целеустремленности не даются.
— Вот именно! Конечно, сложение можно приобрести, прибегнув к услугам пластического хирурга. Но он не может накачать человека силой.
— Стало быть, ты сделала вылазку в стан мускулистых мужчин?
— Мне это напомнило, что я предпочитаю более стройных.
— Как мне повезло!
— Не могу обнаружить никакой связи между жертвой и пропавшими без вести женщинами, кроме склонности к рукоделию, — пожаловалась Ева. — Единственная зацепка: по крайней мере, часть материалов они покупали в одних и тех же магазинах.
— Могу сэкономить тебе время и покопаться в этом.
— Я так и думала.
— Ботинки пятнадцатого номера не купишь на любом углу, — продолжал Рорк. — Их надо либо заказывать, либо покупать в специальном магазине больших размеров. Идем дальше. Если твой парень действительно такой, как ты говоришь, он вообще ничего не может приобрести в магазине готового платья.
— Верно. Ему понадобится что-то вроде «Мы Большие Люди» или типа того.
— Отличное название, — задумчиво кивнул Рорк. — Возьму на вооружение. Вдруг я когда-нибудь открою розничный магазин такого рода?
— Я собираюсь провести поиск магазинов такого рода, — сказала Ева, подражая его интонациям, и Рорк засмеялся. — Сегодня вечером.
— Ну что ж, значит, у нас обоих есть чем заняться, чтобы не думать о том, чего лучше не вспоминать. Но, пока мы не разошлись по своим углам, ответь мне на один вопрос: зачем он это делает?
— Ради власти. — Ева пожала плечами. — Любое преступление против личности всегда связано с властью, с подавлением чужой воли и навязыванием своей. Это стремление лежит в основе изнасилования, да и убийства тоже. Даже если мотивом убийства является корысть, ревность, самосохранение, злоба или желание позабавиться, все равно все сводится к власти.
— По-моему, вообще все преступления сводятся к этому. «Я отниму у тебя кошелек, потому что могу отнять».
— А ты почему воровал?
Его губы дрогнули в еле заметной улыбке.
— Мною двигали разного рода эгоистические соображения, лейтенант. Ну, например, мне хотелось присвоить то, чего у меня раньше не было. И я получал удовольствие, когда мне это удавалось.
— Что удавалось? Наказать того, у кого это было раньше?
— Наказать? — Он наклонил голову, обдумывая ее слова. — Нет, в большинстве случаев это имело лишь косвенное отношение к делу.
— Вот тут-то и кроется вся разница! Воров я, конечно, тоже не оправдываю, но убийство, в отличие от воровства, очень часто связано именно со стремлением наказать. И я думаю, что тут как раз такой случай. Кто-то имел над ним власть, кто-то наказывал его. Это была женщина. И теперь он демонстрирует ей, кто тут главный. Вот почему он оставил ее голой. Скорее всего, она не была голой, когда он насиловал ее. Он порвал на ней одежду: на это указывают волокна, оставшиеся на теле. Но в тот момент он не потрудился ее раздеть. Об этом он позаботился позже, потому что это дополнительное унижение. — Ева задумалась. — Он не изуродовал гениталии, значит, ему была нужна не сексуальная власть. Эта смерть для него связана не с сексом, а с чем-то более личным. Он душит не руками, хотя я готова спорить, он мог бы переломить ей шею, как прутик. Но нет, он использует ленту. Для него это что-то значит. Красная репсовая лента — это тоже личный момент. Он аккуратно вырезает глаза, чтобы ее ослепить. Голая и слепая — вот оно, унижение! Но глаза он забирает с собой, хочет оставить у себя часть ее. Чтобы она следила за ним?.. Мне кажется, да. Он
