По образу и подобию

— Мне не нравится тон этой беседы!

— А знаете, что не нравится мне? Мне не нравится, когда меня используют. Мне не нравится, когда эгоистичная стерва с шестым чувством водит меня за нос, чтобы убить новую женщину своего бывшего дружка.

— Да что вы такое говорите?! Я была дома в ту ночь, когда ее убили! Я приняла снотворное. Я не покидала своей квартиры…

— Это неправда, — откликнулся Рорк. — О да, у вас есть диски камер слежения, доказывающие, что в ту ночь вы не выходили из квартиры, не пользовались лифтом и не проходили через парадное. Но вот что интересно: в квартире этажом ниже вашей у вас вот уже несколько месяцев нет жильцов.

«Небольшой, но ценный вклад Соммерсета», — подумала Ева, а вслух сказала:

— Вы не возобновили их контракт на аренду.

— Ну и что? Это мое право…

— Это, безусловно, ваше право, и это упростило вам задачу, — перебил ее Рорк. — Вы вышли из этой квартиры, предварительно отключив камеры слежения, спустились по лестнице и покинули здание через пожарный выход. Я сам его проверил: вам и в голову не пришло его заблокировать. Мы сняли ваши отпечатки с двери, с окна, с эвакуационного механизма.

— Это моя собственность, — холодно произнесла Селина, но руки ее при этом беспокойно двигались: она то хваталась за сердце, то начинала поправлять волосы. — Мои отпечатки могут быть где угодно.

— Хорошо, — вздохнула Ева, — попробуем зайти с другого конца. Аннализа не вписывается в общую картину по многим параметрам. Она не отвечала видению Блу: волосы слишком темные, слишком короткие. И потом, там был котенок. Заводная игрушка. С другими он не использовал вспомогательных средств. Но вам был необходим момент отвлечения. Вы ведь не мужчина весом в двести восемьдесят фунтов. Вам нужно было ее отвлечь, заставить присесть на корточки, чтобы лишить возможности обороняться.

— Ради всего святого! Он же ее изнасиловал. Что бы вы там ни напридумывали в своих фантазиях, какими бы причинами вы ни руководствовались, даже вам не удастся обвинить меня в изнасиловании другой женщины!

— Отчего же? Конечно, вряд ли это доставило вам удовольствие, но сейчас выпускают столько разных моделей… Каким приспособлением вы пользовались? Некоторые из них прямо как настоящие, не отличишь. — Ева похлопала Рорка по колену. — Извини.

— Вздор! Вы этого никогда не докажете!

— О нет, Селина, я докажу. — Ева подалась вперед всем телом, чтобы Селина могла заглянуть ей прямо в глаза. — Вы же знали, что я возьму Джона Блу — с вашей помощью или без. Вы хотели, чтобы я взяла его, но… только после Аннализы. Вы имеете право хранить молчание… — начала она.

— Это безумие, — заявила Селина, когда Ева закончила стандартную формулировку. — С какой стати мне было обращаться к вам, предлагать свою помощь?

— Всегда лучше проникнуть во внутренний круг — поближе к информации. Это был ловкий ход с вашей стороны.

— Я звоню адвокату!

— Валяйте, — Ева любезно указала на телефон. — Вызывайте адвоката, и тогда я навалюсь на вас, как тонна кирпичей. Я очень устала. Я хочу покончить с этим делом. Поэтому я готова прямо сейчас выслушать от вас признание, которое облегчит вашу участь. — Она заметила нерешительность, промелькнувшую во взгляде Селины. — Поймите, Джону Блу нет смысла лгать. Он знает, скольких женщин он убил и что сделал с каждой из них. Их пятнадцать. Его не было в парке «Гринпис» в ночь убийства Аннализы. У него железное алиби.

— Ну, тогда это был…

— …кто-то другой? — подсказала Ева. — Да, это был кто-то другой. Кто-то знакомый со всеми деталями, которые мы скрывали от прессы. Кто-то, кто мог использовать эти детали, скопировать их. Только это был не мужчина. В ту ночь мужчины не было. Только вы. Он ведь бросил вас, Селина? Лукас бросил вас, потому что влюбился в нее?

— Мы расстались по обоюдному согласию! Он с ней не встречался, пока мы были вместе!

— Верно, не встречался. Порядочный, честный человек. Он не двурушничал, не обманывал вас, не гулял налево. Но он познакомился с ней еще до того, как вы расстались. Кстати, Лукас это подтверждает. Он сказал, что, когда познакомился с ней, у него внутри как будто щелкнуло. Держу пари, вы знали, что он влюбился. Возможно, еще раньше, чем он сам это понял. Держу пари, вы заглядывали в его мысли при любой возможности.

— Я вам уже говорила, я не вторгаюсь в чужие мысли без спроса!

— Вы лжете. До сих пор ваш дар был для вас скорее игрой. Забавной, увлекательной, прибыльной. Как-то раз вы мне сказали, что вы человек поверхностный, и вот это — чистейшая правда. Лукас разлюбил вас, он уходил от вас все дальше. Вам пришлось сделать вид, что расставание было вполне дружеским: надо было спасать свою гордость. А теперь смотрите: его новая дама сердца погибает страшной смертью, а вы тут как тут, с распростертыми объятиями, готовая утешить. Вы пролили хоть пару слезинок, когда ходили к нему сегодня?

— Я имела полное право навестить Лукаса! Элементарная порядочность…

— Не надо мне рассказывать про порядочность. — В голосе Евы прозвучала такая едкая горечь, что Селина отшатнулась, как от удара. — Вы знали, кто такой Джон Блу, чем он занимается и где его искать. Вы все это знали задолго до того, как пришли ко мне. Вы наблюдали, как он убивает — снова, и снова, и снова. И вы заставили его таскать для вас каштаны из огня. Вы использовали и его, и его жертв, и меня. Одна из продавщиц ремесленного магазинчика в верхней части города — вам хватило ума уехать подальше от дома — запомнила вас, Селина. У вас впечатляющая внешность. Она запомнила, как вы приходили в магазин и купили три ярда красной репсовой ленты. Это было четыре месяца назад. Четыре месяца назад!

Щеки Селины уже нельзя было назвать даже бледными. Они приобрели землистый оттенок.

— Это… это не доказывает…

— Думаете, все это косвенные улики? Напрасно. Эти улики складываются в стройную картину. Средства, мотив, возможность. — Ева выбросила вверх три пальца. — Вы были знакомы с жертвой, с деталями других убийств, вы приобрели орудие убийства. Считайте, что вы сами намотали эту ленту себе на шею. — Ева сделала паузу, дожидаясь, пока до Селины дойдет смысл ее слов. — Никто, кроме вас, не мог ее убить. Вы проиграли, Селина. Взгляните правде в глаза. В чем вас никак нельзя обвинить, так это в слабости.

— Нет, в слабости меня обвинить нельзя. — Селина взяла свою чашку и поморщилась от отвращения. — Я предпочла бы глоток бренди. Вы не против? Я же, кажется, еще не арестована? Рорк любезно поднялся:

— Я принесу.

Селина сделала неопределенный жест рукой:

— На полке справа возле кухни. Двойную порцию. — Она снова повернулась к Еве: — А ведь вы его очень любите. Можно даже сказать, до безумия.

— Вы можете говорить все, что вам угодно.

— Что бы вы стали делать, если бы он вас разлюбил? Как бы вы это пережили? Если бы вы знали, что он встречается с вами только по обязанности, из чувства долга, потому что, будучи человеком порядочным, он не хочет причинить вам боль? Как бы вы это вынесли?

— Не знаю.

— Я его отпустила. — Селина на секунду закрыла глаза, а когда открыла, они вновь были ясными. Ее взгляд стал твердым. — Я пыталась его отпустить, пыталась быть разумной и даже мудрой. Но мне было больно… — Она прижала к сердцу стиснутую в кулак руку. — Мне было так больно! Просто невероятно. Невыносимо. А когда он начал встречаться с ней, стало еще хуже. Я знала, что он не вернется, ни за что не полюбит меня вновь, пока в его сердце царит она.

Рорк принес ей бренди.

— Мужчины порабощают нас, даже когда сами того не желают, — продолжала Селина. — Первое видение возникло случайно. Я знала, что нужно блокировать его, установить преграду, но… Я собиралась делать, но я чувствовала себя такой несчастной, такой обиженной, такой потерянной, что просто… взяла и