Себастьян не вернулся в дом даже после того, как серый автомобильчик завилял по автомагистрали. Так и стоял на крыльце, забавляясь с некоторым раздражением искрами гнева и смятения, оставшимися после Мэл в воздухе.
Сильная воля, кипучая энергия. Подобная женщина начисто измотает мирного мужчину. Сам он вполне миролюбивый. Конечно, не прочь слегка ее поддразнить, как мальчишка, который тычет пальцем в янтарные угли, надеясь разжечь пламя.
Ради этого стоит рискнуть небольшими ожогами.
Впрочем, в данный момент он чересчур устал. Уже зол на себя за согласие на участие в поисках. Две женщины заставили. Одна слезами, отчаянными надеждами, другая — злостью и насмешливым недоверием. Поодиночке можно было бы справиться, но столкновение противоположных эмоций выбило из рук оружие.
Поэтому придется посмотреть. Надо посмотреть, хотя он обещал себе долгий перерыв перед очередным делом. И помолиться тому, кто услышит, чтобы можно было пережить увиденное.
В данный момент нужно время — долгое праздное утро для исцеления утомленных мозгов и разорванной в клочья души.
За домом устроен выгон с невысокой белой конюшней. Издалека слышно привычное приветственное ржание. Невозможно сдержать улыбку.
Вот они — гладкий черный лоснящийся жеребец и горделивая белая кобыла, неподвижные, как изящные шахматные фигуры из черного дерева и алебастра. Потом кобылица игриво махнула хвостом, поскакала к ограде.
Через ограду вполне можно перемахнуть. Обе лошади не раз прыгали с хозяином в седле. Но они доверяют друг другу и понимают, что это не клетка, а дом.
— Ах, красавица. — Себастьян погладил морду, длинную грациозную шею. — Надеюсь, супруг за тобой примерно ухаживал?
Психея дунула в ладонь ноздрями, в темных глазах светится удовольствие и, хочется верить, чувство юмора. Издавая жалобное ржание, она терпеливо стояла, когда он перепрыгнул через забор и ощупал бока, вздутое брюхо, почти чувствуя спящую внутри жизнь.
— Потерпи еще пару недель, — попросил Себастьян и вновь вспомнил Моргану, хотя вряд ли кузине понравилось бы сравнение с жеребой кобылой, даже такой царицей арабских кровей, как Психея. — Ана хорошо о тебе заботилась? — Он уткнулся носом ей в шею, успокаиваясь ее спокойствием. — Нисколько не сомневаюсь.
Еще пошептал, погладил, уделяя внимание, которого в его отсутствие недоставало обоим. Оглянулся на настороженного жеребца, высоко поднявшего красивую голову.
— А ты, Эрос, присматривал за женой?
Услышав свое имя, конь встал на дыбы, издал мощный трубный, почти человеческий глас. Демонстрация гордости, со смехом угадал Себастьян, направляясь к нему.
— Соскучился, гордец, признавайся. — Он хлопнул его по спине, жеребец загарцевал по загону.
На втором круге Себастьян ухватился за гриву, вскочил на ходу на спину, и оба получили желаемое — стремительную бесшабашную пробежку. Когда перелетали через ограду, Психея смотрела на них снисходительно, с полным сознанием своего превосходства, как мать на борющихся мальчишек.
После полудня стало несколько лучше. Пустота в душе, с которой Себастьян приехал из Чикаго, постепенно начала заполняться. Но он по-прежнему обходил стороной желтого мишку, одиноко сидевшего на пустом длинном диване. И на снимок еще не взглянул.
Сел за массивный письменный стол из красного дерева в библиотеке с кессонным потолком и заставленными книгами стенами, занялся кое-какой бумажной работой. В данный момент у него на руках пять — десять деловых предприятий, которыми он либо единолично владеет, либо держит контрольный пакет акций. Для него это хобби — агентства недвижимости, импортно-экспортные фирмы, магазины, ферма по разведению моллюсков в Миссисипи, сильно его забавлявшая, и нынешняя любимая игрушка: бейсбольная команда низшей лиги в Небраске.
Проницательность и сообразительность обеспечивают немалую прибыль, ума хватило передать текущее управление специалистам, капризная натура позволяет продавать и покупать по собственной прихоти.
Он радуется тому, что можно получить за деньги, и порой тратит их расточительно. Вырос в богатстве, поэтому суммы, которые испугали бы другого, для него просто цифры, написанные на бумаге. Несложная математическая игра, сложение и вычитание, доставляет нескончаемое развлечение.
Выписываются щедрые пожертвования на приюты для животных, потому что в них можно верить. Он занимается благотворительностью не ради налоговых льгот и не как филантроп, а из нравственных соображений. Хотя, пожалуй, опешил бы и наверняка рассердился, если б его назвали высоконравственным человеком.
Он баловал себя до заката работой, чтением, играми с новым заклятием, надеясь, что на этот раз идеально получится. Магия — специальность кузины Морганы. Никогда не удастся сравняться с ней силой, да врожденная жажда соперничества заставляет стараться.
Конечно, можно разжечь огонь, щелкнув пальцами, хотя это первый и последний навык каждого чародея. Можно левитировать — тоже элементарный талант. Кроме этого и нехитрых фокусов с кроликом в шляпе, о которых упомянула та самая Мэл, ничего. Колдовство не для него. Его дар — ясновидение.
Но так же как блестящий актер жаждет танцевать или петь, он жаждет научиться налагать заклятия.
Сдался с досадой после двух безуспешных часов. Приготовил изысканный ужин на одного, запустил на стерео ирландские баллады, откупорил бутылку вина за триста долларов с той же небрежностью, с какой другие вскрывают банку пива. Закрыл глаза, позволил себе закружиться в медленном водовороте с блаженно пустой головой. Натянул пижамные шелковые штаны, полюбовался кровавым закатом, ожидая, когда ночь расползется по небу.
Больше тянуть нельзя. Себастьян неохотно спустился вниз. Не включил свет, зажег свечи. В приманках не нуждается, просто соблюдает традицию.
Долго стоял у дивана. С тяжким вздохом рабочего, готовящегося поднять груз, взглянул на фотографию Дэвида Меррика.
Полностью сосредоточившись, не улыбнулся счастливой мордашке. В голове слагаются слова, древние, тайные. Все разведав, отложил снимок, взял в руки желтого мишку, гулко пробормотал в пустой комнате:
— Ну, Дэвид, дай посмотреть.
Прозрение не пришло, свет не вспыхнул, и Себастьян поплыл по течению. Цвет глаз изменился с дымчатого на аспидный и на цвет грозовой тучи, немигающий взгляд сфокусировался за пределами комнаты, стен, ночи.
Картины, образы формируются в сознании, тают, как воск. Пальцы легонько держат игрушку, тело окаменело. Дыхание ровное, медленное, как во сне.
Для начала необходимо преодолеть горе и страх, которые исходят от плюшевого мишки. Не ослабляя концентрации, отбросить образ плачущей матери, тискающей игрушку, и потрясенного отца, обнимающего ее.
Как ни сильны печаль, страх и ярость, любовь всегда сильнее.
Впрочем, даже она поблекла по мере погружения глубже, дальше.
Теперь он смотрит удивленными глазами ребенка.
Видит милое лицо Роуз, склонившейся над колыбелью. Улыбки, ласковые слова, любящие руки. Простое лицо молодого мужчины, осторожные и неловкие мозолистые пальцы. Любовь несколько отличается от материнской — столь же сильная, но окрашена благоговейным страхом… и мечтами об играх в прятки на заднем дворе. Себастьян улыбнулся.
Картины мелькают одна за другой. Суматошные вопли по ночам, бесформенные страхи, быстро разгоняемые сильными заботливыми руками. Ноющий голод, утоляемый теплым молоком из поспешно подставленной материнской груди. Бесконечная радость от красок и звуков, от теплого солнца.
Здоровое крепкое тельце растет в первый туманный год жизни.
