такой же прекрасной, какой рисовал в своем воображении. Но я не хотел, чтобы империя попала в руки таких людей, как Цезарь, Помпей, Красс или, того хуже, Клодий.
Вскоре выяснилось, что существует вероятность еще более опасного развития событий.
Прибыв домой, я встретил у ворот посыльного. Он вручил мне маленький, перевязанный лентой свиток, на наружной стороне которого женским почерком было выведено мое имя.
«Госпожа Фульвия, — гласило послание, — завтра вечером ждет квестора Деция Метелла Младшего на званый ужин и просит сообщить о своем решении через посланного раба».
Я тотчас сел, написал, что принимаю приглашение, и передал ответ рабу. Вечер обещал быть интересным. Красавица Фульвия была молодой вдовой из хорошей семьи и, подобно Семпронии, обладала всеми достоинствами женщины высшего общества. Кроме того, она была известна всему Риму как любовница Квинта Курия.
ГЛАВА 4
Гречанка-рабыня проводила меня в атрий, в котором рабы развешивали по стенам цветочные гирлянды и расставляли огромные персидские вазы с экзотическими растениями. Подобно прочим хозяйкам, единолично управлявшим домом, Фульвия содержала прислугу преимущественно женского пола. Надо сказать, что ее рабыни, большей частью греческого происхождения, были скромны, проворны и весьма образованны. Сама Фульвия знала греческий почти так же хорошо, как родной язык.
Хочу обратить внимание на еще одну странность того времени. Слабая половина населения Рима зачастую была гораздо более образованной, чем сильная, ибо мужчины, вовлеченные в общественные дела, политику и войны, не имели времени совершенствоваться в более тонких достижениях цивилизации. Помимо военных обязанностей, публичной деятельности и управления имением мужчине надлежало владеть искусством публичных выступлений и риторикой.
Женщины, подобные Фульвии и Семпронии, были весьма сведущи в поэзии, истории, драме, живописи, скульптуре, зная все это гораздо лучше любого римского мужчины. Если кто-нибудь из сильной половины человечества выказывал глубокие познания в изящных искусствах, ему могли приклеить ярлык греческого декадента или обвинить в женоподобности. В связи с этим многие мужчины не поощряли своих жен, увлекавшихся подобными новомодными веяниями. В конце концов, считали они, если кому-то хочется иметь под рукой образованного человека, его всегда можно купить.
Откровенно говоря, женщине высокого происхождения практически нечем было заняться дома. Прясть и ткать, подобно Пенелопе, ей не было никакого смысла. Прислуга выполняла всю работу по дому, а няньки растили детей. Женщин не допускали к законотворчеству и политике, им также не позволялось вступать в легионы. Поэтому не оставалось ничего иного, как изучать искусства или пускаться во все тяжкие. Впрочем, некоторые из них предпочитали посвящать себя и тому и другому.
Когда Фульвия вышла приветствовать меня, на ней было платье, служившее не слишком большим препятствием для проникавшего сквозь него света. Златокудрые волосы были хитроумно убраны в прическу, как у многих римских женщин. Но, в отличие от большинства, ее локоны не были сострижены со скальпа галльской девочки. Мы обменялись привычными приветствиями и комплиментами.
— Рада тебя видеть, Деций! Даже не рассчитывала, что ты примешь мое приглашение, ибо послала его слишком поздно.
— Меня ничто не могло удержать, — заверил ее я. — Скорее отложил бы встречу с консулом, чем пропустил бы одно из твоих замечательных собраний.
В моих словах не было большого преувеличения, ибо Фульвия в самом деле славилась тем, что приглашала в свой дом различных интересных гостей исключительно для собственного удовольствия. Среди них были поэты и драматурги, знаменитые остряки и женщины сомнительной репутации. Она не отдавала никакого предпочтения высокому происхождению. Главное, чтобы гость был веселым и занимательным собеседником. Фульвия была одной из первых римлянок благородного происхождения, которые позволяли посещать свой дом актерам в качестве гостей, а не комедиантов. Были, конечно, и такие, кто считал ее сборища крайней степенью вырождения, но все же многие мечтали быть приглашенными на вечера в ее доме.
Одной из странностей хозяйки дома были ее вкусы в отношении мужчин. Продолжительная связь с Квинтом Курием питала городские слухи. Некогда он был членом Сената, но за скандальное поведение цензоры исключили его. Если спросить, что мог позволить себе член Сената, чтобы при этом не быть исключенным, то в качестве примера можно привести множество чудовищных проступков Курия. Все говорили, что его роман с Фульвией был весьма бурным — он даже угрожал лишить ее жизни. Какие-либо политические амбиции у него отсутствовали: он был всего лишь приспешником людей более значительных, чьей благосклонности он добивался, надеясь, что они помогут ему оплатить его собственные неисчислимые долги.
Мне никогда не было понятно, что привлекало Фульвию в таком отвратительном, ничтожном паразите, как Курий, однако в те годы я был не слишком сведущ по части женщин. Философы убеждали меня, что мужчины и женщины принадлежат к разным породам и потому никогда не могут друг друга понять. Возможно, они правы. Я заметил, что лучшие женщины зачастую достаются худшим мужчинам. Впрочем, моя судьба в этой области сложилась тоже не идеально.
Человек, о котором я только что вел речь, уже прибыл. Он приветствовал меня с пылкостью друга, отсутствовавшего целую вечность. Не иначе как к концу вечера собирался просить у меня взаймы.
— Деций! Рад тебя видеть, дорогой! О твоей деятельности много хороших отзывов.
Откуда у него такие сведения, осталось для меня тайной.
— Не пройдет и трех месяцев, как ты займешь место в Сенате. Это будет воистину заслуженное место, мой друг.
Не скажу, что питаю к лести особое отвращение, но предпочел бы слышать ее из более приятного источника.
— Ты, видно, скучаешь по этому величественному собранию мужчин, — сказал я.
Он пожал плечами.
— То, что может сделать один цензор, с таким же успехом может отменить другой.
Его заявление прозвучало весьма зловеще. Он проводил меня к двум другим гостям, прибывшим прежде остальных.
— Деций, надеюсь, ты знаком с Марком Лекой и Гаем Цетегом.
Я с ними несколько раз встречался. Получив сенаторские полномочия после службы квесторами, они закончили восхождение по карьерной лестнице. Между нами завязалась короткая беседа. Судя по всему, собрание обещало быть чисто политическим. Но как ни наскучили мне подобные сборища, я надеялся узнать что-нибудь полезное для своего расследования. Профессиональные политики низкого ранга, не имевшие перспектив дальнейшего роста, представляли собой питательную среду для бунта. Однако сколь большой ни представлялась бы награда, ни Курий, ни Лека не обладали отвагой и безрассудством, достаточными, чтобы решиться на воистину отчаянный шаг. Правда, Гай Корнелий Цетег Сура, известный своим легкомыслием, имел репутацию подстрекателя и смутьяна. Именно такие, как он, способны на дикие, бессмысленные поступки.
Семпрония прибыла в сопровождении двух облаченных в перья и шкуры зебр нубийцев, которых, как она объяснила Фульвии, получила в подарок от Лисаса, египетского посла. Рабы были близнецами — большая редкость для данного народа, потому что нубийцы, следуя своему варварскому обычаю, душат близнецов сразу после рождения. Должно быть, Семпрония оказала какую-то большую услугу Лисасу, раз заслужила такой дар.
В скором времени прибыла последняя пара гостей. Мужчину я сразу узнал по рыжей шевелюре и красному цвету лица. Это был Луций Сергий Катилина. При его появлении воцарилось молчание, все обратили к нему взоры, и стало ясно, что именно ради него собрались сегодня гости. Мысль о том, что Катилина может стоять за расследуемым мною делом, заставила меня содрогнуться. Это был очень опасный человек. Он обошел комнату, пожимая руки гостям. Приблизившись ко мне, слегка пропустил свою юную
