— Он просто становился невменяемым и…
— Возражаю.
— Поддерживаю.
— Он когда-нибудь ударил вас, Марджори?
— Да.
Дебора постаралась воздействовать на суд присяжных простотой ответа.
— Расскажите, пожалуйста, что произошло вечером 25 февраля этого года.
Как ей и было предписано, Марджори смотрела на Дебору и не оглядывалась на Слейгермана.
— У меня была работа, но я заболела. Возможно, где-то подхватила грипп. Меня лихорадило и расстроился желудок. Мне было очень плохо. Ко мне пришла Сюзанна поухаживать за мной.
— Сюзанна?
— Сюзанна Макрой. Она тоже работала у Джимми, и мы подружились. Я просто не могла встать и отправиться на встречу с клиентом, поэтому Сюзанна позвонила Джимми и рассказала ему о моей болезни. — Марджори нервно передернула плечами и, чуть помолчав, продолжила: — Я слышала, как она спорила с ним по телефону, говоря, что я больна, она даже предложила ему приехать самому и убедиться, что она не врет.
— И он приехал?
— Да. — По ее щекам большими быстрыми каплями истекли слезы. — Он был просто вне себя. Он орал на Сюзанну, она в ответ орала на него, говорила, что я действительно больна, что у меня лихорадка и высокая температура. А Джимми сказал… — Она облизала губы. — Он сказал, что мы обе ленивые, лживые шлюхи. Я услышала, как что-то треснуло и Сюзанна заплакала. Я встала, но у меня закружилась голова. — Она потерла ладонью под глазами, размазывая тушь. — Джимми вошел в спальню и сбил меня с ног.
— Вы хотите сказать, что он на вас налетел?
— Нет, он сбил меня с ног. Ударом тыльной стороны руки, понимаете?
— Да. Продолжайте.
— Затем он велел мне поднять задницу и одеваться. Сказал, что клиент требует именно меня и я пойду. Сказал, что в любом случае все, что мне придется сделать, — это лежать на спине с закрытыми глазами. — Марджори поискала носовой платок, высморкалась. — Я сказала, что больна и ехать не могу. Джимми орал, швырял вещи, а потом сказал, что покажет мне, что такое болеть по-настоящему. И начал меня бить.
— Куда он вас бил?
— Всюду. По лицу, в живот. В основном по лицу. Он просто не мог остановиться.
— Вы звали на помощь?
— У меня не было сил, я едва дышала.
— Вы пытались защищаться?
— Я пыталась уползти, но он шел за мной и продолжал бить. В конце концов я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, рядом со мной была Сюзанна, и у нее лицо тоже было в крови. Она вызвала скорую.
Дебора деликатно продолжала допрос. Она села на место обвинителя и попросила подвергнуть Марджори перекрестному допросу.
После трех часов сидения на свидетельском месте Марджори была бледна, ее всю трясло. Несмотря на попытки адвоката разрушить ее имидж, она все же выглядела юной и уязвимой.
И этот образ, с удовлетворением думала Дебора, останется в памяти членов суда присяжных.
— Отличная работа, советник! Дебора повернула голову и с досадой и одновременно с удовольствием увидела Гейджа.
— Что вы здесь делаете?
— Наблюдал за вашей работой. Если мне когда-нибудь понадобится адвокат…
— Вы не забыли, что я прокурор?
Он улыбнулся:
— Тогда мне придется не попадаться на нарушении закона!
Она встала, и он небрежно, по-дружески взял ее за руку. Почему-то этот жест показался ей собственническим.
— Можно вас подвезти? А как насчет обеда?
Дебора решила, что больше он ее не соблазнит! Пусть даже не надеется!
— Мне очень жаль, но у меня дела.
Он пристально посмотрел на нее:
— Полагаю, вы именно это имеете в виду?
— У меня действительно много дел.
— Нет, я имел в виду, что вам жаль!
Взгляд у него был такой глубокий, такой теплый, что она едва сдержала вздох.
— Вопреки всякому здравому смыслу мне действительно жаль. — Она вышла из зала суда в коридор.
— Тогда хоть позвольте вас подвезти.
Она мельком бросила на него через плечо раздраженный взгляд.
— Разве я вам уже не говорила, как я отношусь к назойливым мужчинам?
— Говорили, но все-таки пообедали со мной!
Она невольно засмеялась. После напряженных часов в суде это было разрядкой.
— Что ж, поскольку моя машина ремонтируется, подвезите!
Он вошел в лифт вместе с ней.
— Да, трудный у вас был случай. А ваша репутация упрочилась.
Ее взгляд стал холоднее.
— Правда?
— Вся национальная пресса будет писать о вас.
— Я работаю не ради газетных статей. — Голос ее был таким же холодным, как и взгляд.
— Если вы собираетесь долго пробыть в этой профессии, вам придется сделаться более толстокожей!
— С моей кожей все в порядке, спасибо.
— Я заметил. — Расслабившись, он прислонился к стене. — Думаю, любой, кто вас знает, понимает, что пресса — побочный продукт, а не цель. Вы обращаете особое внимание на то, что ни над кем не позволено издеваться. Надеюсь, вы победите!
Дебора не понимала, почему ее так раздражает тонкое понимание Гейджем ее линии.
— Я обязательно выиграю этот процесс!
Она вышла из лифта в мраморный холл.
— Мне нравится ваша прическа, — заметил он, довольный, что ему удалось вывести ее из себя. — Образ очень холодной, очень компетентной женщины. Сколько шпилек мне придется вынуть, чтобы их распустить? Ваши чудные волосы?
— По-моему, это…
— К делу не относится? — подсказал он. — Для меня относится. Все, что касается вас, для меня важно, потому что я не перестаю думать о вас!
Дебора ускорила шаг. Забавно, подумала она, что он говорит подобные вещи женщине в холле, где масса народу… а у нее такое чувство, будто они совершенно одни.
— А вы не теряли зря времени! В сегодняшней утренней газете я заметила вашу фотографию… с блондинкой под ручку. На обеде у кандидата Таррингтона. — Она стиснула зубы, увидев, что он продолжает улыбаться. — Умеете вы выражать свои верноподданнические чувства, говоря языком политики!
— У меня нет никаких верноподданнических чувств, говоря языком политики! Мне было интересно услышать, что скажет оппозиция Филдса. Это произвело на меня сильное впечатление.
Она вспомнила о роскошной блондинке в облегающем черном платье.
— Могу понять вас!
На этот раз он широко улыбнулся:
