Дина пропускала слова мимо ушей. Все это она уже слышала раньше, когда была здесь пленницей. Она смотрела на девочек. Аккуратные, как куколки, в своей синей с белым школьной форме, они разговаривали тихо, как и полагается в большом холле.
И вдруг она увидела себя. Прелестная, тоненькая, она грациозно спускалась по ступенькам из восточного крыла. Дина вздрогнула — один раз, можно только один раз — и решительно отвернулась.
Ей пришлось пройти мимо девочки, пройти так близко, что она ощутила запах ее кожи. Своей кожи. Ей пришлось услышать свой голос, когда девочка заговорила:
— Доброе утро, мисс Сэмюэлс. Доброе утро, мэм.
— Доброе утро, Диана. Как прошел кулинарный класс?
— Спасибо, очень хорошо. Мы делали суфле.
— Прекрасно. Миссис Фрост сегодня у нас в гостях. У нее есть дочка, которая, возможно, присоединится к нам в Брукхоллоу.
Она заставила себя взглянуть прямо в глубокие темно-карие глаза, в свои собственные глаза. Есть ли в них та же настороженность, что была когда-то в ее глазах? Та же ярость, та же неистовая решимость, вскипающая под внешней невозмутимостью? Или они нашли способ заглушить этот внутренний огонь?
— Я уверена, что ваша дочь полюбит Брукхоллоу, миссис Фрост. Мы все любим нашу школу. «Моя
— Спасибо, Диана.
Неспешная, непринужденная улыбка тронула губы девочки. На один миг их взгляды встретились. Потом девочка попрощалась и ушла.
Сердце неистово колотилось. Они узнали друг друга. А разве могло быть иначе? Разве можно заглянуть в свои собственные глаза и не увидеть?
Диана оглянулась через плечо, когда Эвелин ее уводила. Девочка тоже оглянулась. Опять их глаза встретились, и опять Диана ей улыбнулась, только теперь это была широкая, торжествующая улыбка.
«Мы выберемся, — подумала Дина. — Они не удержат нас здесь».
— Диана — одна из наших лучших учениц, — объясняла Эвелин. — Острый и пытливый ум. Прекрасные спортивные достижения. Мы стремимся дать нашим ученицам разностороннее образование, но в то же время проводим тщательное тестирование, чтобы выявить их сильные стороны и персональные интересы.
«Диана», — вот и все, о чем она могла думать. Чувства душили ее. Но она говорила все, что требовалось, делала все нужные движения. Ее наконец провели в личные покои Сэмюэлс.
Учениц впускали в это святилище, только когда они добивались каких-то необыкновенных успехов или совершали какой-то крупный проступок. Сама она никогда раньше не ступала за этот порог.
Она старалась не выделяться.
Но ей рассказали, чего нужно ждать, ей дали точный план помещения, ей все подробно описали и объяснили. Она сосредоточилась на том, что ей предстояло сделать, и вытеснила из головы все мысли о дочери.
Гостиная, куда привела ее Сэмюэлс, была отделана в цветах школы — синем и белом. Белые стены, синие ткани. Белый пол, синие ковры. Два окна в западной стене, одно двойное окно в южной.
Полная звукоизоляция и никаких камер.
Окна и дверь, разумеется, снабжены сигнализацией, на руке у Сэмюэлс часы с мини-рацией. Два телефона — один служебный, другой личный.
Экран на стене, а за ним сейф с личными делами всех учениц.
На белом столе был сервирован чай. Синие тарелки, белое печенье.
Она заняла место в предложенном кресле, выждала, пока Сэмюэлс наливала чай.
— Расскажите мне об Эйнджел.
Сколько она ни старалась, ее мысли возвращались к Диане.
— В ней моя жизнь.
Эвелин снисходительно улыбнулась.
— Разумеется. Вы упомянули, что она проявляет артистическое дарование.
— Да, она любит рисовать. Это доставляет ей большое удовольствие. Больше всего на свете я хочу, чтобы она была счастлива.
— Это естественно. А теперь…
— Какое любопытное ожерелье! «Сейчас, — скомандовала она себе. — Сделай это сейчас, пока тебе не стало плохо». — Вы позволите?
Эвелин машинально взглянула на кулон у себя на груди. В тот же момент Дина поднялась с кресла и наклонилась вперед, словно изучая камень. Скальпель уже был у нее в руке.
И вонзился в сердце Эвелин.
— Ты не узнала меня, Эвелин, — добавила она, наблюдая, как стекленеют уставленные на нее глаза Сэмюэлс, а кровь тонкой струйкой стекает на белую накрахмаленную блузку. — Как мы и думали, ты увидела лишь то, что хотела увидеть. Ты продлеваешь это безумие до бесконечности… но ведь ты для этого и была создана, может быть, тебя не стоит винить. Мне жаль, — сказала она, глядя, как Эвелин умирает, — но этому надо положить конец.
Она мгновенно обработала руки защитным составом, чтобы не оставлять отпечатков, и подошла к экрану. Щиток она обнаружила именно там, где ей сказали, открыла его и использовала декодер, который принесла с собой в сумочке, чтобы открыть электронный замок.
Она забрала все диски до единого. Она ничуть не удивилась и, уж конечно, не огорчилась, увидев солидную сумму денег. Правда, она предпочитала кредитные карточки, но наличные — это тоже неплохо.
Она вновь заперла сейф кодовым замком, повернула экран на место и закрепила его.
Она покинула комнату, ни разу не оглянувшись, и ввела на входной двери режим «Не беспокоить».
Пульс у нее галопировал, но она, не торопясь, вышла из здания. У крыльца ее ждала машина с водителем.
Она еле дышала, пока они ехали к воротам. Когда они открылись, тиски, сдавившие ей грудь, немного ослабли.
— Ты быстро управилась, — сказала та, что сидела за рулем.
— Быстрота — лучшая тактика. Она меня не узнала и ничего не заподозрила. Но… я видела Диану, и она меня видела. Она все поняла.
— Надо было мне пойти.
— Нет. Камеры. Даже с твоим алиби ты не смогла бы обойти камеры. Я дым. Дезире Фрост уже не существует. А вот Авриль Айкон… — Она наклонилась вперед и сжала плечо Авриль. — У нее все еще есть работа.
Влияние его имени и стоявшие за ним миллионы обеспечили Рорку встречу с исполнительным директором клиники Айкона.
— Это будет неформальная предварительная встреча, — предупредил он Луизу, пока шофер вез их в лимузине сквозь привычные утренние заторы. — Но мы хотя бы пробьемся внутрь.
— Если Даллас напала на верный след, последствия будут ошеломляющими. Я имею в виду не только технологию, разработанную подпольно, и не только погибшую репутацию самого Айкона, и этой клиники, и всех остальных, которые в этом замешаны. Вообрази, какую этическую, юридическую, нравственную дилемму придется решать, когда мы будем иметь дело непосредственно с клонами. Вспыхнут медицинские, законодательные, политические, религиозные конфликты, это неизбежно. Разве что удастся все это скрыть, засекретить.
Рорк повернулся к ней и вопросительно поднял бровь.
— Ты выбрала бы такой вариант?
— Не знаю. Честно говоря, меня раздирают противоречия. Как врач я невольно восхищаюсь научной стороной проекта: это грандиозное достижение. Наука влечет к себе, даже когда она преступна.
— В этом случае даже больше.
— Да, иногда даже больше. Дискуссии о дублировании человека вспыхивают время от времени. В принципе я категорически против этого, но соблазн велик. Слишком велик, хотя и чреват катастрофой. Если
