– неизвестно куда. Человек превращается в вещь, в предмет, перестает быть живым существом.
Кафка листает принесенную Г. Яноухом книгу Альфонса Паке «Дух русской революции».[19]
– Спасибо. У меня сейчас нет времени. А жаль. Люди в России пытаются построить совершенно справедливый мир. Это религиозное дело.
– Но ведь большевизм выступает против религии.
– Он делает это потому, что он сам – религия. Интервенции, мятежи и блокады – что это такое? Это небольшие прелюдии к великим, лютым религиозным войнам, которые пробушуют над миром.
Встретив большую группу рабочих, направляющихся со знаменами и плакатами на собрание, Кафка заметил:
– Эти люди так уверены в себе, решительны и хорошо настроены. Они овладели улицей и потому думают, что овладели миром. Но они ошибаются. За ними уже стоят секретари, чиновники, профессиональные политики – все эти современные султаны, которым они готовят путь к власти.
– Вы не верите в силу масс?
– Я вижу ее, эту бесформенную, казалось бы неукротимую силу масс, которая хочет, чтобы ее укротили и оформили. В конце всякого подлинно революционного процесса появляется какой-нибудь Наполеон Бонапарт.
– Вы не верите в дальнейшее развертывание русской революции?
– Чем шире разливается половодье, тем более мелкой и мутной становится вода. Революция испаряется, и остается только ил новой бюрократии. Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.[20]
Г. Яноух рассказал Кафке о докладе, организованном союзом студентов-марксистов в клубе социал- демократов и посвященном положению в России.
– Я ничего не смыслю в политических делах. Это, разумеется, недостаток, от которого я бы охотно избавился. Но у меня так много недостатков! Самое близкое все больше и больше уходит от меня вдаль. Я восхищаюсь Максом Бродом, который хорошо ориентируется в дебрях политики. Он часто и очень много и долго рассказывает мне о текущих событиях. Я слушаю его, как сейчас слушаю вас, и тем не менее не могу полностью понять их.
– Я неясно рассказывал?
– Вы меня не поняли. Вы хорошо рассказывали. Дело во мне. Война, революция в России и беды всего мира представляются мне половодьем зла. Это наводнение. Война открыла шлюзы хаоса. Наружные вспомогательные конструкции человеческого существования рушатся. Исторический процесс держится уже не на личности, а только на массах. Нас толкают, теснят, сметают. Мы претерпеваем историю.
– Стало быть, вы считаете, что человек больше не является сотворцом мира?
– Вы опять не поняли меня. Напротив, человек отказался от участия в созидании мира и ответственности за него.
– Это не так. Разве вы не видите роста рабочей партии? Активности масс?
– В том-то и дело. Движение лишает нас возможности созерцания. Наш кругозор сужается. Сами того не замечая, мы теряем голову, не теряя жизни.
– Вы считаете, что люди становятся безответственными?
– Мы все живем так, словно мы самодержцы. Из-за этого мы становимся нищими.
– К чему это приведет?
– Ответы – лишь желания и обещания. Но они не дают уверенности.
– Если нет уверенности, чем в таком случае является вся жизнь?
– Крушением. Возможно, грехопадением.
– Что есть грех?
– Что есть грех… Мы знаем слово и деяние, но мы утратили ощущение и познание. Может быть, это уже есть проклятие, покинутость богом, безумие… Не ломайте себе голову над тем, что я вам сказал.
– Почему? Вы ведь говорили совершенно серьезно.
– Именно поэтому. Моя серьезность может подействовать на вас, как яд. Вы молоды.
– Но ведь молодость не недостаток. Она не может помешать мне думать.
– Я вижу, мы сегодня действительно не понимаем друг друга. Но это даже хорошо. Непонимание защитит вас от моего злого пессимизма, который и есть грех.
Перелистывая книгу «Освобождение человечества, свободолюбивые идеи в прошлом и настоящем», Кафка долго рассматривал репродукции картин «Война» Арнольда Б?клина и «Апофеоз войны» В. В. Верещагина.
– В сущности, войны еще никогда не изображались правильно. Обычно показывают только отдельные явления или результаты – вот как эта пирамида черепов. Но самое страшное в войне – уничтожение всех существующих гарантий и соглашений. Физическое, животное заглушает и душит все духовное. Это как раковая болезнь. Человек живет уже не годы, месяцы, дни, – часы, а только мгновения. И даже в течение мгновения он не живет. Он лишь осознает его. Он просто существует.
– Это вызывается близостью смерти.
– Это вызывается знанием и боязнью смерти.
– Разве это не одно и то же?