Мария Магдалина

же точку зрения, когда описывает этот эпизод. Он говорит, что первая свидетельница воскресения Господа была «кающейся душой»[162]. По словам другого монаха, францисканца Сервасанто да Фаэнца (ум. ок. 1300 г.), Иисус Христос потому пожелал предстать сначала перед Марией Магдалиной — грешницей, что хотел показать: да, он умер ради грешников. В «Arbor vitae crucifixae Jesm — мистическом трактате, составленном в 1304 году, вероятно, из проповедей, произнесенных в 1302–1304 годах, францисканский монах строгого толка Убертино да Касале утверждает: «[Иисус] тогда, кроме того, избрал Магдалину, бывшую грешницу, дабы она возвестила о его воскресении любимым ученикам»[163]. Приносящий удовлетворение повествовательный параллелизм такого объяснения вкупе с постоянно возрастающим значением фактора покаяния в более поздний период Средневековья способствовали популярности данного объяснения у проповедников.

Мария Магдалина или Дева Мария?

Другой вопрос, возникающий в связи с ролью Марии Магдалины, первой увидевшей воскресшего Христа, присущий проповедям позднего Средневековья, особенно произносимым на Пасху, и не свойственный для периода поздней

Античности, тоже был не из простых, почему воскресший Христос не предстал сначала перед своей матерью[164]. По мере усиления культа Марии в более поздний период Средневековья этот вопрос и впрямь сделался весьма болезненным не только для проповедников, но и для их аудитории. В двенадцатом столетии Эдмер Кентерберийский (ум. в 1128 г.) достаточно легко справился с этой проблемой, следуя позднеантичной традиции и наделяя Деву Марию почетными для женщины званиями, apostolorum apostola и evangelistarum evangelista[165]. Впрочем, даже столь необдуманное присуждение ей вышеназванных титулов не могло, разумеется, скрыть того обескураживающего факта, что в Священном Писании нет ни слова о том, что Иисус, после своего воскресения, сначала предстал перед матерью. Джордано да Пиза озвучил эту проблему в одной из проповедей, повторив вопрос, заданный, очевидно, кем-то из его последователей: «Почему [Иисус]…явился сперва не матери своей?»[166] На него не существовало определенного ответа, как не существовало и общего мнения; проповедникам приходилось, исходя из собственных предпочтений, самим отвечать на него. Некоторые вопреки евангельским свидетельствам придерживались того мнения, что Иисус все-таки сначала явился своей матери. Сервасанто да Фаэнца проповедовал, что «Магдалина увидела воскресшего Спасителя первой, после его явления матери, о коем факте, — с сожалением присовокупляет он, — Евангелия умалчивают»[167]. В проповеди для пасхальной заутрени доминиканский монах Иаков Ворагинский, пожалуй, более известный как составитель «Золотой легенды», но также и прославленный проповедник, демонстрируя свою блестящую логику, представляет тщательно продуманное объяснение того, почему Богородица не отправилась вместе с другими Мариями ко гробу в тот пасхальный день. Он утверждал, что ей незачем было идти туда, поскольку она уже знала, что тела ее сына там уже нет и что он воскрес. Кроме того, верующие люди должны верить в то, что он прежде явился ей, по трем причинам: (1) в силу того, что так сказал человек авторитетный — достопочтенный Отец Церкви Седулиус; (2) в силу обычая: Папа Римский всегда служит первую службу в первый день Пасхи в церкви Санта-Мария Маджоре в ознаменование того, что сначала Иисус явился своей матери и (3) по нравственной причине, ибо Бог велел: «Почитай отца своего и матерь свою». Генуэзский проповедник далее говорит, что едва ли можно было бы счесть проявлением уважения со стороны Христа к своей «безутешной матери», если бы он явился сперва чужому человеку, а затем уж снизошел до нее и переступил порог ее дома[168].

К такой же точке зрения склонялись и авторы произведений популярной религиозной литературы. Так, например, доминиканский монах Доменико Кавалка (ум. в 1342 г.) в своем, написанном на народном языке, варианте жития Марии Магдалины рассказывает о том, как Христос, пробыв некоторое время в аду, явился своей матери вместе с теми, кого освободил из преисподни. Иисус говорит матери, что раны его больше не болят, и представляет ей не кого иного, как Иоанна Крестителя вкупе с Адамом и Евой, которые утешают ее. Поведав о столь чудесном событии, наш автор, как и Сервасанто, говорит о некоторых своих опасениях: «Мне радостно думать, что она совершенно утешилась, видя сына своего и внимая ему… но я не могу подтвердить этого, ибо, насколько мне известно, такого места нет в Священном Писании; однако мне сладостно думать, что ее благословенный Сын сполна утешил ее»[169] .

Для августинца Йордана Кедлинбургского (ум. в 1380 г.) данная точка зрения была непреложной истиной. По его словам, Дева Мария знала о воскресении Христа, и, следовательно, ей было незачем искать живого среди мертвых. Более того, он говорит в проповеди: «Надлежит верить в то, что воскресший Христос сначала явился к ней, хотя писание на сей счет хранит молчание» [170]. Разделяя данное воззрение, францисканцы, читая молитву, включали эпизод об этом посещении, о котором нет ни слова в Священном Писании, в число сладостных тайн Богородицы[171].

Хотя указанное выше мнение и вызывало яростные споры, оно не было преобладающим в проповедях периода позднего Средневековья: проповедники в большинстве случаев торопились встать на защиту точки зрения, подтверждаемой Священным Писанием, в соответствии с которой первой свидетельницей воскресения являлась Мария Магдалина. Иоанн Библейский (ум. ок. 1338 г.) — доминиканский проповедник из Болоньи, вступил по этому поводу в дискуссию не с кем иным, как с самим Амвросием, когда заявил (ссылаясь на Августина), что Иисус Христос явился сразу после воскресения Марии Магдалине — и один. Иоанн библейский утверждал, что вопреки доводам Амвросия, Иисус до того не посещал ни своих учеников, ни свою мать[172]. В проповеди «ad status», обращенной к женщинам, Гумберт Римский, выражая надежду, что этот вопрос решен раз и навсегда, утверждает, что Христос сначала явился одной женщине, а именно Марии Магдалине[173]. Знаменитый проповедник и участник крестового похода Евдей Шаторуский (ум. в 1273 г.), кардинал-епископ Тускулумский (Фраскати), говорил в проповеди орвиетанцам: «Господь Бог даровал Марии Магдалине привилегию, выделив ее из числа остальных апостолов и даже предпочтя ее Богородице, так как сначала и вскоре явился к ней». Вторая ее привилегия состояла в том, что Иисус Христос поручил ей роль, которую не доверил больше никому. Евдей Шаторуский называет ее apostola и praedicatrix veritatis — проповедницей истины[174].

Apostolorum apostola

Практически невозможно определить источник и точное происхождение названия apostolorum apostola. Я не нашла ни одного упоминания о нем до двенадцатого столетия, а к этому времени оно уже прочно вошло в обиход[175]. Поэтому оно, на мой взгляд, появилось следом за vita apostolica, жития, составленного в Везеле и повествующего об апостольском служении Марии Магдалины в Галлии. Многие из авторов двенадцатого века, употреблявшие название apostolorum apostola, фактически имели то или иное отношение к Клюни — истоку Везеле. Аббат Хьюго Семур (ум. в 1109 г.), при котором Клюни процветал, ввел в этом знаменитом монастыре почитание образа апостола Марии Магдалины. В наставлении для монахинь Марсиньи он называет Марию Магдалину грешницей, которая настолько прославлена, что достойна называться apostolorum apostola воскресения[176]…