один смертный грех или, возможно, два, а затем три либо, быть может, больше. Ну и какой прок от такого паломничества?…Вот почему я никому не советую отправляться в подобные путешествия или паломничества, либо посещать святые места, ибо от них больше вреда, нежели блага. Люди шатаются туда-сюда, ложно принимая дорогу, по которой идут, за проложенную Господом. Вы обманулись: это не тот путь. Соберитесь с мыслями, предавайтесь думам о Создателе, проливайте слезы из-за своих грехов и несчастья, постигшего вашего соседа, — это куда полезнее, чем любые ваши странствия[288].
Альдобрандино Кавальканти (ум. в 1279 г.) — приор доминиканского монастыря Санта-Мария Новелла во Флоренции, проповедовал то же самое: «Тот, кто легко избегает капканов на земле, всегда полон дум о небесах»[289]. Доменико Кавалка выступил в защиту деятельной жизни мирян, сделав следующий вывод: «Если бы спаслись только те, кто предается созерцательной жизни, спасшихся было бы немного, и все же это лучшая участь; от деятельной же жизни больше проку»[290].
Деятельная жизнь, стало быть, хороша тем, что полезна, но и в ней, как явствует из слов проповедников, хватает изъянов и опасностей. Хотя деятельная жизнь и была по сравнению с созерцательной ее бледной тенью, она никогда так не ценилась, как в более поздний период Средневековья. В огромной степени это заслуга Папы Иннокентия III, обеспокоенного духовным благополучием мирян. Однако постарались на этом поприще также и нищенствующие монахи вместе с теми из мирян, кто стремился к подобной жизни. В предыдущей главе мы изучили то, как образ Марии Магдалины стал символом смешанной и апостолической жизни нищенствующих монахов; там же мы рассмотрели, как они использовали ее образ в качестве примера для мирян. Сколь бы ни восхищались деятельным образом жизни в более поздний период Средневековья, людям, в большинстве своем, и даже Доменико Кавалка — его защитнику, пришлось признать, что созерцательная жизнь благородней [291]. Ну что ж, не пора ли нам приняться за рассмотрение этой более достойной жизни и ее величайшего примера — Марии Магдалины.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОЗЕРЦАТЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ (VITA CONTEMPLATIVA)
Мария же избрала благую часть.
Мария Магдалина начала созерцательную жизнь в Вифании — у ног Иисуса, — когда, восхищенная, сидела и внимательно слушала каждое слово его. Христос похвалил ее за то, что она выбрала созерцание, а не действие, сказав; «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10:42)[292]. Джордано Пизанский и другие проповедники истолковали это высказывание следующим образом: деятельная жизнь, хоть и полезна, мимолетна; созерцательная же жизнь продолжается вечно[293]. Предметом рассмотрения данной главы является то, как проповедники использовали образ Марии Магдалины в качестве символа «благой части», превратив ее из внимательной ученицы Иисуса в настоящего средневекового мистика. Здесь я также объясняю, почему новые монашеские ордена отождествляли себя с образом предающейся созерцанию мистической Марии Магдалины.
Духовная сосредоточенность
Явно излишне говорить, что предметом созерцательной жизни является созерцание. Однако, как и деятельная жизнь, она состоит из множества элементов, в сущности своей — из соединенных вместе сопереживания и раздумий о жизни, страстях и воскресении Христа. Также она включает в себя внимательное слушание проповедей или наставлений святых людей, самоанализ, размышления над словами молитвы и
Монах-августинец Агостино д’Анкона замечает, что «блаженная Мария Магдалина была погружена в созерцание божественного слова даже тогда, в доме Марфы, сестры своей, когда, сидя у ног Господа Бога, внимательно слушала слово его»[295]. Альдобрандино Кавальканти придает особое значение сидячей позе Марии Магдалины, свидетельствующей, по его мнению, о том, что она была погружена в созерцательное состояние, о том, что ум ее был безмятежен, тогда как другие проповедники делают особый акцент на Божественное слово, как на духовную пищу, с наслаждением вкушаемую Марией[296]. Не один Джакомо Капоччи да Витербо обратил внимание на то, что, когда Марфа заботилась о большом угощении для удовлетворения потребности Иисуса Христа в пище, Мария духовно питалась словом Божьим[297]. И лаконичной сентенцией Агостино д’Анкона выразил свое одобрение тому, что она вкушает духовную пищу: «Насыщение ума куда как лучше насыщения желудка»[298]. Так она, новичок в религиозной медитации, вкусила у ног Спасителя духовную пищу [299].
Как получившая наставление от самого Христа, Мария Магдалина считалась образцовой ученицей, по крайней мере, с точки зрения Маттео д’Акваспарта. В одной из первых своих, посвященных святой, проповедей он преподносит образ предающейся раздумьям Марии Магдалины в качестве образца примерной ученицы, вероятно, по контрасту с теми примерами несовершенства, с коими ему довелось сталкиваться во время преподавания в университетах Парижа и Болоньи. Этот текст заслуживает того, чтобы полностью привести его здесь. Вот что он говорил:
В образе Марии нам дан образцовой пример того, как надлежит заниматься наукой, для чего необходимы три вещи: [во-первых], свободное время для отдыха без отвлечений. Символом этого служит сидячая поза, а не поведение студентов, которые постоянно бегают то туда то сюда. Во-вторых, смирение не желающего еще демонстрировать себя, и на это указывает то, что она сидит у ног Христа. Это противоречит природе самонадеянных и заносчивых бахвалов, которые, едва изучив что-то, сразу же задирают нос перед остальными и свысока смотрят на старших. В-третьих, это ее внимание, заметное по тому, с каким прилежанием она слушает. Это не в природе тех, кто предпочитает говорить, а не слушать, предпочитает быть учителем, а не учеником.
Учитель — это тот, словам которого следует внимать.
