почти одновременно с первыми приютами для женщин. Свойственный для таких институтов общественный и нравственный контроль находит свое отражение и в легенде о Марии Магдалине, сочиненной Иаковом Ворагином. Мне хотелось проиллюстрировать связь идеологии пола, агиографии и социального института на примере Pala delle Convertite, запрестольного образа, заказанного для convertite Флоренции и нарисованного Сандро Боттичелли и его учениками в 90-е годы пятнадцатого столетия[509]. Задуманное как средство для погружения в созерцательное состояние оно также является дидактическим инструментом. Изображения сцен с Марией Магдалиной, позаимствованных преимущественно из «Золотой легенды», показывают все этапы на пути от покаяния к спасению, которые должна была пройти раскаявшаяся проститутка. Все ее действия постоянно ограничивались или одобрялись мужской священнической властью. Симоне Фидати да Каскиа, страстный проповедник и основатель данного монастыря, вероятно, не смог бы лучше передать настроение, запечатленное в этой картине.
В центральной части алтарного образа изображена троица, а по обеим сторонам от нее — Иоанн Креститель и Мария Магдалина, два пророка, с которыми мы уже знакомы [510]. Будучи хорошим проповедником, Иоанн Креститель, обратив свое лицо к зрителю, протягивает правую руку к центру, указывая на троицу, объект религиозной медитации монахинь. Ведущая аскетическую жизнь Мария Магдалина, исхудавшая и изможденная, с поблекшей за годы строгого покаяния красотой, стоит в профиль, ее руки сложены для молитвы, а взгляд устремлен на триединого Бога. Она являет собой образец, которому монахини должны были следовать.
Изображения на пределле более информативны. В первой сцене (редкость в иконографии Марии Магдалины) святая изображена на проповеди Христа (рис. 28). Эта сцена взята не из «Золотой легенды», она встречается в религиозной драме того времени, которую часто ставили проповедники[511]. Показательно то, что данный эпизод был включен в алтарный образ, написанный именно для этой, особой аудитории, поскольку не следует забывать, что монастырь для обращенных на путь истинный «магдалин» был основан после проповеднической кампании во Флоренции. Возможно, настоящая сцена должна была напоминать монахиням об основателе монастыря и проповеднике Симоне Фидати да Каскиа, когда они созерцали проповедующего Христа, и о себе, когда они размышляли о молчаливо внимающей Марии Магдалине.
Рис. 28. Мария Магдалина слушает проповедь Христа (ок. 1490 г.). Пределла «Pala delle Convertite» кисти Сандро Боттичелли из монастырской церкви Святой Елизаветы, Флоренция. Коллекция Джона Г. Джонсона, Филадельфийский музей искусств. Фото опубликовано с разрешения Филадельфийского музея искусств На следующем панно изображено обращение Марии Магдалины в доме Симона фарисея (рис. 29). Здесь Христос отпускает грехи стоящей на коленях грешнице. В следующей главе я расскажу о том, как проповедники интерпретировали этот момент как исповедь Марии Магдалины; теперь довольно сказать, что данный эпизод тоже был совершенно понятен для convertite. В авиньонской обители исповедовались каждый церковный праздник, а если такового не было — не менее одного раза в месяц. Во время рождественского и великого постов исповедовались один раз в неделю[512]. С 1215 года исповедь становится основной составляющей таинства покаяния; также она являлась, по высказанному недавно многими учеными утверждению, средством общественного контроля[513].
Рис. 29. Обращение Марии Магдалины (ок. 1490 г.) Пределла «Pala delle Convertite» кисти Сандро Боттичелли из монастырской церкви Святой Елизаветы, Флоренция. Коллекция Джона Г. Джонсона, Филадельфийский музей искусств. Фото опубликовано с разрешения Филадельфийского музея искусств Следующим эпизодом у Боттичелли является сцена «noli те tangere», тот момент в саду, когда после воскресения Магдалина узнает своего учителя, воскресшего Христа, и хочет обнять его (рис. 30); именно в этот момент Христос поручает ей сказать его ученикам о том, что он воскрес и делает ее apostolorum apostola изображение, уже рассмотренное нами. Оно, конечно же, весьма распространенно в средневековой живописи, но здесь призвано напоминать монахиням о роли женщин в истории спасения. Ева принесла в мир смерть, а Мария Магдалина — благую весть о вечной жизни. То, что Христос сначала появился перед раскаявшейся проституткой, служило напоминанием о том, что он пришел в мир не ради праведников, а ради грешников. В арочном проеме мы видим дикую природу Прованса, где Мария Магдалина, после вознесения, распространяла благую весть. Показательно то, что здесь нет изображения Марии Магдалины, произносящей перед язычниками проповедь.
Рис. 30. Noli me tangere (ок. 1490 г.). Пределла «Pala delle Convertite» работы Сандро Боттичелли из монастырской церкви Святой Елизаветы, Флоренция. Коллекция Джона Г. Джонсона, Филадельфийский музей искусств. Фото опубликовано с разрешения Филадельфийского музея искусств Также здесь нет сцены (вполне уместной и включенной в более полные циклы жизни святой) из «Золотой легенды», так называемого марсельского чуда, рассказывающей об обращении языческого правителя Прованса и его супруги, которые не могли зачать ребенка[514]. Правитель, скептически относящейся к новому вероучению, потребовал, чтобы Мария Магдалина доказала то, что проповедует, на что она отвечает: «Я готова защищать свою веру, потому что она подкрепляется ежедневно совершаемыми чудесами и проповедью моего учителя Петра, епископа в Риме!»[515] Тогда правитель предлагает ей заключить следующее соглашение: он примет новую веру, если благодаря ей им будет дарован сын. Мария Магдалина соглашается на это условие, просит за них Бога, и вскоре жена правителя беременеет. Не убежденный этим чудом правитель решает отправиться в Рим, чтобы «узнать, правда ли то, что об Иисусе говорила в своей проповеди Магдалина»[516]. Супруги едут в Италию, но лишь после ряда трагических происшествий правитель наконец прибывает в Рим, где его принимает святой Петр, который сопровождает его в Иерусалим, водит по святым местам и в течение двух лет наставляет в христианской вере.
По-моему, данный эпизод — это еще линия гендерной идеологии, проходящая, как мы уже убедились, через всю vita Марии Магдалины. Хотя она, возможно, и была apostolorum apostola, но тот факт, что Петр, глава апостолов, являлся символом
