сорной куче несколько кочерыжек капусты, вот тебе и вся еда! Моульди уж и рукой махнул, говорит: пойдем под «Арки» спать, что тут шляться! А я говорю: «попробуем еще немного, коли ничего не будет, мы и пойдем». Только — что я это сказал, вдруг слышим кто-то кричит! «Эй!» видим, стоит какой-то джентльмен, хочет нанять карету. Моульди побежал, привел ему карету, джентльмен дал ему шесть пенсов, да извозчик один пенс. Вот мы и разбогатели: пять пенсов проели, а за два сходили в театр. Мы часто бываем в театре. А ты когда-нибудь видал представление, Смитфилд?
— Я видал только в балагане.
— О, это совсем не то! Мы ходим в настоящий театр, где дают славные пьесы: «Капитан вампир», «Пират пустыни» и разные такие.
В это время мы вышли на набережную; там было очень тихо, на церковных часах только — что пробило пять.
Моульди остановил нас.
— Слушай, — сказал он мне: — прежде чем идти дальше, ты должен решить, пойдешь ты вниз по реке, или в Ковент-Гарден со мной и Рипстоном?
— Да я бы лучше с вами пошел, кабы вы позволили.
— Чего тут позволять! Всякий может идти, куда хочет! Ты, главное, придумай, за какую работу ты возьмешься.
— Я не знаю никакой работы, я совсем один, я не знаю, за что взяться? — отвечал я: — я бы хотел идти с вами, чтобы вы меня научили!
— Да ты как хочешь? — спросил Рипстон: работать сам по себе или идти с нами в долю?
— Я бы лучше хотел идти к вам в долю! — с радостью ухватился я за это выгодное предложение.
— Ну, хорошо, так ты и во всем должен быть с нами в доле, — сказал Рипстон, — с нами и работать, и есть, и жить.
— Конечно.
— Значит, ты пойдешь с нами и будешь делать то же, что мы, — подтвердил Моульди.
— Все, что найдешь, все, что получишь, все будешь отдавать нам, ничего не истратишь без нас?
— Никогда, я знаю, что это нехорошо.
— И если тебя поймает полиция, ты не выдашь нас, чтобы самому вывернуться из беды?
— Согласен.
Я на все соглашался, хотя не вполне понимал, чего от меня требовали.
— Ты будешь нам верным товарищем, не струсишь, не изменишь?
— Никогда.
— Ну, так и по рукам. Мы товарищи. Пойдем, примемся сейчас же за работу.
Судьба моя была решена. Пробыв целый день и целую ночь вне дома, я не смел и думать о возвращении туда. Кроме того жизнь, которую вели мои новые товарищи, казалась мне гораздо приятнее моей домашней жизни: их никто не бил, они делали, что хотели, ели иногда свинину, чего мне никогда не доставалось от миссис Бёрк, и даже ходили в театр.
Эти мысли занимали меня, пока мы дошли до Ковент-Гардена. Мы не вошли в крытую часть базара, а стали ходить по окраинам, где нагружались тележки и тачки. Мы долго ходили таким образом, и я уж хотел спросить, когда же начнется наша работа, как вдруг Рипстон отбежал от нас и кинулся к человеку, стоявшему с поднятым пальцем подле груды салата.
— Куда он пошел? — спросил я.
— На работу, — объяснил мне Моульди. — Ты видел того человека, что стоял с поднятым пальцем? Это значит — ему нужен был мальчик. Кабы он поднял два пальца, значит — работа для взрослого. Рипстонова работа даст нам кофе. Если мы с тобой что-нибудь добудем, мы купим булок, а то без булки кофе плохой завтрак.
— Ты смотри в оба, Смитфилд!
Я смотрел во все стороны, но никто не поднимал пальца. Моульди также не высмотрел для себя никакой работы.
Минут через двадцать мы подошли к кофейной, недалеко от базара; туда же пришел и Рипстон. Он заработал полтора пенса, и мы решили, не ожидая пока добудем себе на хлеб, тотчас же напиться кофе. В кофейной нам дали по чашке слабого, но очень горячего кофе; выпив его, мы почувствовали себя гораздо бодрее и пошли опять искать работы.
Наши поиски и на этот раз оказались неудачными. Мы исходили овощной рынок вдоль и поперек, мы побывали во всех закоулках фруктового базара, но работы себе не нашли никакой. Я не унывал, видя, что Рипстон и Моульди спокойно и весело прохаживаются взад и вперед, ни мало не огорчаясь нашим несчастием. Часов в десять утра мы оставили базар и пошли глухими улицами и задворками к Друри- лейн.
— Ну что, Смитфилд, — спросил у меня Моульди, — нравится тебе быть с нами в доле?
— Нравится, — отвечал я, — только жалко, что нам было так мало удачи сегодня.
— Ну, не особенно мало, — заметил Рипстон. — Тебе, кажется, Смитфилд, было даже очень хорошо?
Я принял это за шутку и отвечал смеясь:
— Конечно, мне везде хорошо! Также как и вам! Весело и беззаботно шли мы по Друри-Лейну до входа в какой-то грязный переулок. Здесь товарищи мои остановились.
— Ну, Смитфилд, — сказал Моульди, — выкладывай!
— Что такое выкладывать? — с удивлением спросил я.
— Э, да все, что у тебя есть! — вскричал Рипстон, — тот старик, с которым мы ведем дела, живет здесь.
Я решительно не понимал, чего хотели от меня мои товарищи. Моульди принялся обыскивать меня и обшарил все мои карманы. Когда он убедился, что они пусты, лицо его выразило сильнейшую ярость.
— Вот-то у нас товарищ! — вскричал он, обращаясь к Рипстону, — славный товарищ, нечего сказать!
— Да в чем дело? — спросил Рипстон.
— Да в том, что у него нет ничего, решительно ничего, хоть бы какая дрянная луковица!
— И это ты называешь быть нашим товарищем? — с укором спросил у меня Рипстон, — хорош гусь, нечего сказать!
— Да что же мне было делать, — оправдывался я. — коли я нигде не мог найти работы? Ведь вы знали, что денег у меня нет, да если бы и были, я скорей бы купил себе хлеба, чем луку?
Я никогда в жизни не видал лица сердитее того, с каким обратился ко мне Моульди, выслушав мои объяснения. Гнев его был так силен, что он не мог произнести ни слова.
Рипстон рассмеялся.
— Ну, не злись так, Моульди, — сказал он. — Смитфилд еще глуп. Смотри сюда, Смитфилд!
С этими словами он вынул из кармана своей куртки семь отличных яблок, затем показал мне карманы своих панталон. Они были полны орехов.
— Зачем же это ты купил столько яблок и орехов? — спросил я.
— Зачем? Чтобы перепродать их, я ведь торгую ими.
— Да когда же ты покупал? Я не видал…
— И тот торговец, у которого я покупал, также не видал, он в это время занимался с другими покупателями, и я не хотел отрывать его от дела, понимаешь?
Я начинал понимать, и мне становилось страшно. Я боялся даже высказать свои предположения, чтобы не вышло какого-нибудь недоразумения.
— Э, чего с ним толковать! — вскричал Моульди, — он не понимает твоих намеков. Смотри сюда, Смитфилд! Видишь эти яблоки и орехи, которые добыл Рипстон? Ну, он стащил, украл их! Понимаешь? Теперь смотри сюда! Вот это украл я, и очень жалею, что мне не удалось стащить побольше! Теперь мы идем в этот переулок продавать украденное нами, потом на эти деньги купим себе съестного.
Грубое признание Моульди поразило меня.
— Ну, чего же хныкать, — насмешливо вскричал он. Неужели ты воображал, что мы умненькие, благочестивые мальчики.
